Есть 3 типа женщин.

Первый тип — работницы. От слова «раб». Их жизнь выглядит как день сурка. Дом — работа, работа — дом. Пашут днём и ночью, не поднимая глаз. О женских хотелках забыли лет так в 20–22. Работа для них — каторга что в физическом, что в эмоциональном смысле. Только ради денег. Денег, правда, она не особо-то и приносит.

Трудоголики. Эти тоже пашут. Причем надо сказать, что им это еще и нравится. Деньги даются им с трудом, но даются. И даже нет-нет, да и могут — раз в годик — позволить себе поездку и кое-какие женские радости. Они любят чувствовать себя независимыми и финансово свободными. Правда, свободы тут особой нет. Ибо стоит им на недельку-другую перестать пахать, как финансовые потоки прекращаются.

Наслаждающиеся. Ведьмы еще те. Деньги к ним текут рекой из совершенно разных источников. Им постоянно везёт. Если работа — только в удовольствие, и обязательно денежная. Всё, за что они берутся, приводит к финансовому результату. Даже то, что начинают ради интереса и вовсе не с целью заработка. Вот интересно ей научиться шить ростовые игрушки, и тут же очередь из клиентов появляется, а уже через 1–2 месяца она ателье открывает, где первый и второй тип уже работают на нее.

И так во всём и всегда. За что бы ни взялась — всё получается легко, в удовольствие и с большим финансовым успехом.

Что отличает наслаждающуюся от двух других типов? Способ мышления! Есть такое понятие, как нейропластичность. Это умение мозга мыслить не шаблонно, как все, а находить легкий, самый простой способ достижения цели. Причем происходит это неосознанно. Человек с таким мозгом сам не понимает, почему он начинает интересоваться именно той сферой, которая приводит его к успеху.

Развить эту способность можно при помощи увлекательного, творческого занятия — нейрографики. Это особая техника рисования, которая развивает нейронные связи, делая мозг гибким, что в итоге приводит к тому, что женщина-«рабыня» или трудоголичка превращается в наслаждающуюся.

Попробовать эту технику вы можете уже сегодня, причем совершенно бесплатно.

Переходите по ссылке:

https://kurs.neiromagic.ru/neirografica?utm_source=VK_aliona&utm_medium=cpc&utm_campaign=mp&utm_content=3tipa

И зарегистрируйтесь на мастер-класс, где вы сможете в прямом эфире освоить один из самых мощных алгоритмов нейрографики. Денежной нейрографики. Этот алгоритм предназначен именно для того, чтобы натренировать свой мозг на финансовый успех.

Ночь с плохим концом

В один из солнечных июльских дней девушка по имени Широ решила прогуляться по лесу. Какой черт вселил ей эту идею в голову - не знаю, но уже после первых минут нахождения Широ в лесу она конечно заблудилась. Искала выход девушка почти весь день, но все попытки оказались напрасными. Наступала темнота, уже были слышны звуки ночных лесных обитателей. Совсем отчаявшись, Широ уже ни на что не надеялась и просто бродила по лесу. Было уже очень темно и по видимому поздно, время девушка не знала, так как оставила телефон дома и часов у нее не было. Широ проголодалась и заметно продрогла. Она шла, просто шла вперед, как вдруг перед ней из ниоткуда появился шикарный старинный и довольно страшный особняк. Девушке ничего больше не оставалось делать, она подошла и постучала а дверь. 
Долго ждать не пришлось. Массивная дверь открылась и перед девушкой появился высокий, красивый и хорошо одетый мужчина, по-видимому, хозяин. 
- О... Здравствуйте, юная леди, - Начал приятным и актерским голосом говорить мужчина. - Давно у нас не было гостей, вы верно заблудились? 
- Дда, я бы хотела... Ну провести один ночлег у вас. Если ввам конечно не сложно. - Дрожащим голосом ответила Широ. 
- Ну что вы, мы вас приютим до рассвета, в лесу ночью очень опасно. Проходите пожалуйста. 
Мужчина пригласил Широ войти, после того как девушка прошла внутрь хозяин помог ей снять куртку и предложил пройти в гостиную. 
Особняк внутри был просто прекрасен, все было очень красивое и, по-видимому, дорогое. Вокруг не было ни одной пылинки, а когда они зашли в огромную гостиную перед глазами Широ предстали блюда разнообразной кухни. Хозяин предложил ей присесть на прекрасный диван обитый красным бархатом. 
- Угощайтесь, после ужина можете принять ванну и пройти в свою спалню, ведь я думаю вы устали. Моя служанка после вашей трапезы покажет вам наш скромный особняк. А, ведь мы не представились друг другу. Я как вы уже поняли хозяин этого здания, зовут меня Доминик Люценберг. А вы... 
- Я Широ, Широяши Линкостра. Спасибо вам огромное что приютили меня. Обещаю что уже завтра меня не здесь не будет. 
- Ну что вы, оставайтесь здесь сколько вам угодно, - Сказал Доминик, пошел в сторону двери и добавил себе под нос: "Ты новая кукла в этом шоу и теперь ты останешься здесь на вечно". - Лицо мужчины озарилась совсем не доброй улыбкой. 
Широ скромно поела и после этого перевела взгляд на девушку, стоявшую рядом. 
Она улыбалась милой и лучезарной улыбкой. 
- Вы наелись, тогда я покажу вам наш особняк. Меня зовут Мария Кисэйрин, прошу следовать за мной. 
Девушка быстро показала особняк и отвела Широ в ее спалню. 
- Дальше вы сами разберетесь, приятного сна. - После этих слов Мария усмехнулась. 
Широ помылась и сразу легла в кровать. Заснула она сразу и спала крепким сном. 
Девушка проснулась полностью выспавшейся, но что такое за окном все так же стояла полная луна. 
Вдруг Широ поняла, что попала в западню. 
- Детка, что с тобой? Неужели тебе страшно? - С насмешкой произнес Доминик. 
- Ты что? Еще не поняла? Этот особняк лишь ловушка, театр, игра! Вот приходят сюда заплутавшие путники и начинают с нами играть... - Сказала женщина, по-видимому, хозяйка дома. 
- Если проиграешь, останешься здесь, если выиграешь, вернешься домой к родным и близким!!! А правила просты! Найди выход и убеги отсюда! - Веселым хором сказали маленькие мальчик и девочка близнецы. 
- Мы все здесь проиграли, еще никто не выиграл. Посмотри на часы. Видишь ходу нет. - Сказала Мария и указала на часы, которые находились на стене. 
Девушка была в шоке и в оцепенении от страха. Когда к ней вернулись чувства, она бросилась бежать к выходу, но он вел опять в туже комнату. Она бегала и искала выход. Что делать она не знала. Открыв очередную дверь, она обнаружила кучу расчлененных тел и человеческих костей. В помещении стоял жуткий запах крови и гниющих тел. От этого Широ стало плохо и она чуть не упала в обморок. Но кто-то подхватил ее сзади. Это был хозяин. 
- Ну что же, ты теперь раскрыла нас. Ладно, это наша любимая забава в свободное время. 
- Страшно, страшно, только ты не бойся. Все равно ты останешься здесь. - Опять произнесли в один голос близнецы.
- Что... Что вы хотите от меня? Я... Что я вам сделала? - Криком и со слезами на глазах спросила Широ. Она почти сошла с ума. 
- Дорогуша, ты сама виновата что пришла сюда и теперь ты обречена! - Смеясь сказал Доминик и все остальные кивнули. Вдруг служанка Мария досталась из кармана нож и подошла к несчастной девушке. 
- Остаешься с нами или идешь к ним? - Сказала девушка и показала на расчлененные тела. 
Широ больше не могла, слезы текли ручьем и она не знала как ей быть. Умирать не хотелось, но ведь там мать с отцом, а она единственная дочка. Что остается? Колеблясь, Широ согласилась остаться. 
- Хорошо, тогда теперь ты наша горничная. Твоя задача состоит в том чтобы встречать новых жертв и обслуживать, а потом сама все поймешь. 
Вот так и стал этот особняк смертельной камерой для девушки. Она совсем потеряла человечность и стала просто существовать. А у особняка появлялось все больше и больше прислуги и других обитателей. 
Кто же построил этот особняк и кто придумал эту игру? Кто стоит над всем этим?

Петля

Дело было где-то в четыре часа дня. Как обычно, я шел домой. Погодка была не ахти, и я грязно выругивался про себя, когда не замечал одну из многочисленных луж на дорожке и наступал в нее. В наушниках играло что-то жутковатое.

До дома оставалось метров 300, когда передо мной сгустился туман. Учитывая погодные условия, я не особенно удивился этому и смело шагнул в молочную пелену, в неизвестность.

Как только туман скрыл дорожку за моей спиной, началось что-то странное. Шум шоссе (должен сказать, дорожка, по которой я шел домой, находится рядом с оживленной дорогой) внезапно стих. Поначалу я не обратил на это внимания(да и в наушниках не мог) и спокойно шел дальше.

Потом вырубились наушники. Я вынул в недоумении телефон. Увидел, что нет сигнала сети. Тут на экране всплыла надпись «Зарядите аккумулятор!», и мобильник выключился. Списал это на глюк и пошел дальше, немного озадаченный.

Заметил, что иду я уж очень долго для трехста метров. Глянул на часы — встали на отметке шестнадцать часов пять минут одиннадцать секунд. Мда, а еще Швейцария — месяца не поносил, а уже встали. Завтра отнесу в ремонт.

Наконец я уже конкретно начал подозревать, что что-то нечисто. В тумане все так же было видно метр дорожки и травку по бокам. Ни деревьев, ни строений… Попытался догнать шедшего впереди мужчину, но он куда-то пропал, хотя уходить с дорожки ему некуда. Не было никого вообще!

Я решил сойти с дорожки и повернул перпендикулярно ей. Пройдя шагов пять по траве… я опять вышел на ту же дорожку! Хотя она тут одна! Пошел назад — то же самое. Если уходить от дороги влево или вправо, я натыкался на бесчисленное множество таких же!

Я вспомнил, как такое явление называется в фантастических книгах — пространственный пузырь или пространственная петля. Пространство «закукливается» и из этого «кокона» нет выхода.

Наверное, должно пройти уже часов пять. Я проголодался. Вспомнил про «Сникерс» в рюкзаке, съел его, а фантик запихал обратно.

Наверное, с того момента, как я вошел в туман, прошло уже часов 12. Я отчаялся найти выход. И тут я услышал шаги справа от себя, странные такие: «шлеп…шлеп-шлеп».

«Шлеп-шлеп-шлеп-шлеп-шлеп» — уже слева от меня.

«Шлеп» — сзади…

«Шлеп…шлеп…шлеп…» — прямо передо мной.

Неизвестное существо было шагах в пяти от меня, но его полностью скрывал туман. Увидеть его что-то не особенно хотелось. Хотелось бежать без оглядки, но я вспомнил, что отсюда не убежишь… Я все же инстинктивно попятился.

Как будто открылся занавес, туман передо мной рассеялся. Я понял, что лучше умереть в неведении, чем лицезреть ТАКОГО врага.

Тварь была настолько мерзка, что не поддавалась никакому описанию. Наверное, именно так должен выглядеть чистый Ужас. Я запомнил только жуткие паучьи конечности, заостренные на конце.

Прежде чем я успел двинуться, тварь ударила меня своей конечностью наотмашь (если бы колола своим «копьем», я бы сейчас с вами не разговаривал). Из груди (туда пришелся удар) мигом вышибло воздух, я почувствовал, что лечу. Мозг отключил сознание еще до того, как я приземлился.

Очнулся я лежащим на асфальте… Но уже на своей улице, в том месте, где я вошел в пространственную петлю! Глянул на часы — шестнадцать часов пять минут двадцать одна секунда…двадцать две…двадцать три… Так часы же идут! А с момента, как я шагнул в пелену тумана, прошло всего десять секунд! Скорее всего, эти десять секунд я падал, приподнялся и поворачивал голову, чтобы глянуть на часы.

Я бы подумал, что это обморочная галлюцинация, если бы не фантик от недавно съеденного «Сникерса» в моем рюкзаке и здоровенный синяк на грудине… Не анон.

Полиночка

Это была небольшого роста худенькая старушка. Я хорошо помню, как в детстве, играя с сестрами на улице, лишь только завидев ее, мы бежали навстречу, крича: 
- Баба Феня пришла! Мама, баба Феня пришла! 
Она была младшей сестрой маминого отца, умершего задолго до моего рождения. Звали ее Феона Алексеевна, но все звали ее просто - баба Феня. Мы ее очень любили. Несмотря на то, что ей было уже за семьдесят, баба Феня была очень деятельной и активной. Занималась хозяйством и огородом, возилась с внуками. Она всегда приносила нам в узелке гостинцы - пряники, конфеты или печенье. Однажды она принесла горячих пирожков. 
-Спасибо, баба Феня! - сказали мы. 
- Не спасибо, а Царствие Небесное. 
- Умер кто? - встревожилась мама. 
- Полиночку, доченьку, во сне видела. Пусть детки помянут. На могилку-то не попасть мне. Столько лет прошло, а все забыть не могу, как.. 
Тут мама отправила меня восвояси, чтобы не слушала взрослых разговоров. 
Прошло время, этот эпизод всплыл из закоулков памяти. Я расспросила у мамы про бабу Феню. И вот что она мне рассказала. 
Жизнь Фени прошла в родном селе. Здесь родилась-крестилась и замуж вышла. Родила шестерых детей. Все были ей дороги, всех любила, но особенно выделяла дочку Полиночку. Было ей тогда лет двенадцать-тринадцать. Помощница - на нее можно было оставить дом, когда старшие уходили на работу. И уберет, и приготовит немудреную еду, и за малышами присмотрит, и живность покормит. Шустрая и бойкая, заводила в детских играх. Жили они большой семьей, работали, хоть и тяжело было, но на кусок хлеба хватало. 
Как-то старшая дочь - пятнадцатилетняя Нюра пошла навестить прихворнувшую подругу. Вернулась и в скором времени заболела, слегла и умерла. Дифтерия. Родители еще в себя не пришли от горя, как занедужила Полиночка. Она понимала, что умирает. Она подозвала мать и сказала, что знает, что жить ей осталось недолго. И боится не смерти, а того, что будет там без мамы.
- Приходи ко мне на могилу, мама, и разговаривай со мной, рассказывай, что дома делается, а я тебя стану слушать, и мне не так страшно будет лежать одной в земле.
Конечно же Феня обещала. Полинка умерла, и мать стала каждый день ходить на кладбище. Сначала родные ее не трогали, понимали, как ей тяжело. Но прошло уже и девять дней, и сорок, а она каждый день бегала к дочери. Муж стал запрещать, и даже поднял на нее руку, первый и последний раз за всю их семейную жизнь. Тогда Феня послушалась. На кладбище не ходила, работала в колхозе, занималась детьми. Жизнь вошла в привычную колею. Родственники и муж успокоились. Они не знали, что Феня не перестала ходить на кладбище. Только делает это ночью. Феня говорила, что, навозившись за день, она засыпала мертвым сном. Однако ночью, просыпаясь словно от толчка, понимала, что надо идти, Полинка ждет. 
Кладбище находилось за селом. И вот, каждую ночь, ничего не боясь, Феня бежала к дочери. Полина была похоронена у самой кладбищенской ограды, так что ее мать, не заходя на кладбище, подходила к ограде, опускалась на колени, просовывала голову между частоколом и разговаривала с дочерью. Причем никакого страха она при этом не испытывала. Муж узнал, но ничего не мог с ней поделать. Она была как одержимая. 
Однажды, во время ставшего уже привычным разговора с дочерью, Феня почувствовала не просто страх, а настоящий ужас. Как обычно, тихо, темно, но от чего-то очень страшно. Вдруг она услышала голос Полины: "Мама, беги!" Она попыталась просунуть голову обратно между частоколом ограды, а голова не пролезала, как будто расстояние между частоколинами уменьшилось. 
Кое-как, вся оцарапавшись, она выбралась и побежала со всех ног домой. Она бежала одна по пустынной дороге, а вслед, неизвестно откуда, летели комья сырой земли. Причем никто за ней не гнался. После страха, которого она натерпелась, Феня даже днем не ходила на кладбище. 
А где-то в 60-х годах через село стали прокладывать асфальтированную дорогу, причем прямиком по кладбищу. Все могилы сравняли с землей. Потом стали там строить дома, и от кладбища ничего не осталось. 
Когда я училась в начальной школе, умерла баба Феня, сокрушаясь, что нельзя ей быть похороненной рядом с Полиночкой. 
Кто невидимый так напугал ее тогда на кладбище, осталось неизвестным.

Дозвалась

Со слов моего деда, эти события произошли в середине 1970-х годов, в его родной деревне, что находится на юге Сибири. Деревня и поныне населена и исчезать с лица земли не собирается. Мой дед, зовут его Андрей, в ту пору работал мотористом в колхозе. Работы хватало за глаза, особенно в пору посева и сбора урожая, деньги платили очень хорошие, хоть и приходилось в буквальном смысле жить в полях. 

Поздней сухой весной бригада, где трудился мой дед, заканчивала работы на отдаленном поле. Работали без выходных уже почти две недели, но никто и не подавал виду, что устал, никто не позволял себе схалтурить или уйти с поля раньше коллектива. Быт был организован здесь же: легкий деревянный навес, под ним большой общий стол с лавками, пара умывальников. Недалеко стояли бытовки на колесах, где все и ночевали. Поле соседствовало с густым лесом, который постепенно переходил в непроходимую тайгу. Так вот, однажды, когда они всей бригадой после долгого трудового дня сели за стол ужинать, к ним из леса вышла женщина. Дед описывал ее как высокую и худую, с необычными чертами лица: «Вроде лицо и красивое, нос, глаза на месте, ямочки на щеках, улыбается, но смотришь на нее и понимаешь, что будто не человек это». Одета она была в серую длиннополую одежду из какого-то грубого домотканого сукна. «Такой одежи я уж лет 30 не видывал, это ж еще при царе наверно так одевались, тяжело жилось, видать, тогда», — говорил дед.

Вся бригада словно оцепенела, все разом отложили ложки и уставились на незнакомку. Та постояла немного в тени сосен и подошла прямо к столу. Кто-то из ребят молча подвинулся и предложил незнакомке присесть, другие гостеприимно налили полную миску борща и поставили к освободившемуся месту. Но незнакомка даже не посмотрела на предложенное угощение, она громко вскрикнула и направилась к одному из тракторов. Тут оцепенение, видимо, прошло, так как бригадир, беспокоясь за сохранность казенного имущества, сказал ей: «Куда это ты, милая моя, лыжи-то навострила? Смотри мне, не озоруй, а то знаем мы ваших. Ходят, мол, дай дядя за рулем посидеть, а сами по карманам в спецовке шарют». 

Далее буду описывать события словами деда Андрея.

Мы тогда еще посмотрели на старшого, мол, ну что с тебя, убудет что ли, пусть ходит, не унесет же она этот трактор в подоле. Но Иван Савельич разошелся: «Уходи, — говорит, — отсюда! Ты с какой деревни? Вот на тебя напишу жалобу, что мешаешь людям работать!» А она даже не глянула на него, подошла к трактору и давай нюхать его. Ну, вот прямо картина, стоит деваха, нос свой к двигателю прислонила и нюхает. Ну мы прямо заржали тогда все разом, словно отпустило нас что-то. Кто-то закричал ей: «Глупая, ты ж солярки-то щас нанюхаешься, потом блевать будешь. Уйди, дура безмозглая!» Ну, в общем, давай ее по-всякому, и про еду забыли, и про все на свете. 

А девка-то постояла так, словно и не слышала она нас, потом подняла голову и в поле сиганула бежать, да так быстро, что даже ног не видно было. Мы все повскакивали с лавок и бегом к трактору, а ее и след простыл, даже травы примятой не видно. Только Арсеня наш, с Ивановской который, разглядел у пруда уже ее. Как и не бежала будто, стоит себе и на нас зыркает. Ну мы поорали ей да за ужин обратно сели. Как сели, так и ахнули: борщ весь скис, аж зеленой плесенью покрылся. Хлеб в черных пятнах, аж брать страшно. Кто-то в голос на повариху давай орать, той аж дурно стало, унесли несчастную в бытовку. Стоим вот всей ватагой вокруг стола и чешем репы, что за чертовщина такая. Тут кто-то из наших и спрашивает: «А Иван Савельич-то где?» Оглянулись — и правда, нету бригадира. 

Давай звать его, сбегали к поварихе до бытовки, нету там его. Вот только недавно с нами был, орал на эту дуреху и словно сквозь землю провалился. Трое парней кинулись по ближайшим кустам, может, живот прихватило от борща у старшего, но и там тоже нету. Орали, орали, все без толку. Ну прикинули уж, что сам найдется, не маленький чай. Борщ, само собой, на землю вылили, хлеб в костер поскидывали. А жрать-то охота, весь день, считай, на работе. Из продуктов только картошка осталась. У поварихи натурально отшибло весь разум, только лежит да охает. Залили в нее 100 грамм водки и оставили отлеживаться. 

Ну, посовещались мужики, да и решили до деревни съездить за харчами, километров 12 в одну сторону, на тракторе часа за полтора-два управиться можно, да заодно фельдшера для поварихи привезти. Вроде решить-то решили, но чего с бригадиром-то делать — непонятно, пропал ведь человек. Ну, тут я, вроде как самый старший после Савельича, и решаю: в общем, езжай, Арсеня, на моем тракторе, а мы тут останемся да бригадира дожидаться будем. Отцепили плуга, завели трактор, сел, значит, Арсеня в кабину и тут же выскочил оттуда весь белый. Ноги говорит. Ноги из-под трактора торчат, с другой стороны. Там как раз тень от деревьев, только с кабины и разглядишь. 

Подбегаем: точно, лежит кто-то под трактором. Кинулись ближе — бригадир наш там. Мы его за ноги давай дергать, мол, Савельич, вылазь оттуда, потом взяли втроем да вытащили его волоком. Бледный весь, лицо все маслом машинным закапано, но вроде живой, дышит. Мы водой его давай плескать, по щекам бьем, не приходит в себя. В бытовку к поварихе отнесли, а Арсеня тут же по газам в деревню за фельдшером и участковым.

Про бабу эту чудную и забыли уже все, потом спрашивал своих — никто не помнит, стояла она так же в поле иль нет. Прошло наверно с полчаса, выходит из бытовки бригадир, очухался, значит. Лицо все отекшее, словно с попойки. Мы, значит, сидим все за столом, смотрим на него, молча курим. Савельич подходит к нам и говорит: «Уезжать надо отседа, мужики. Место тут плохое, беда будет». Мы ему: «Иван Савельич, шли бы вы обратно, отлежались бы в тенечке, щас вот Арсеня фельдшерицу привезет, посмотрит вас». Про милиционера как-то промолчали все, мало ли чего. Так он хвать сразу первого попавшегося за грудки, Сенька это был, Валерки твоего другана дед, да закричит ему в лицо: «А ну, мать твою растак! Собирай железяки, да бегом отседа, в колхоз. Все!» У меня аж душа в пятки ушла, никогда таким не видел старшого.

Ну, мы поглядели друг на друга, папироски потушили, да давай вещи собирать. Кто-то полез навес разбирать, так Савельич закричал: «Брось его! Давайте соляру забирайте всю и технику».

Я к нему подхожу и спрашиваю так негромко, мол, чего случилось-то? Он посмотрел на меня и снова: «Беда будет, уходить надо».

Какая беда, где, когда — ничего от него не добился, молчит да по сторонам зыркает. Потом и вовсе побежал к полю, как раз к тому месту, откуда эта баба убежала. Постоял, значит, поглядел вдаль, в сторону пруда, потом к нам вернулся. Мы уже к тому времени были готовы выдвигаться. И тут-то все увидели тучу! Шла она сперва медленно со стороны леса. А потом ветер налетел такой хлесткий, ну точно быть урагану. Подумали — уж не про эту ли беду говорит наш бригадир? Ну да, радости мало, навес сорвет, да одежду забытую пораскидает по всем гектарам, но ведь не в первой же это. Тех, кто в страду работал не первый год, этим не испугаешь.

А тут еще трактор, который баба та нюхала, не заводится. Уж все завелись, на дорогу потихоньку выползать начали, а он ни в какую. Дергают, дергают его, значит, он только чихает и все. Уж не помню, чья была машина-то. Савельич, значит, подбежал и кричит снова: «Бросай его, ехать надо!» Схватил того мужика за шиворот и потащил к дороге. Ну, уж никто и тут спорить не стал, да и надоел этот балаган всем, домой так домой! А трактор потом заберут, никуда не денется.

Ветер уже сильный был, уж подлесок к земле начинал пригибаться, и туча эта все ближе и ближе — вот-вот хлынет. Это мы уже порядком отъехали, километра три-четыре, как вдруг запахло дымом. Вот так резко и сильно, а потом смотрим — глазам не верим, снег повалил. Я назад-то оглянулся, а там все красно! Тайга горит за нами, а то не снег, а пепел валит! Ой, что тут началось, все по газам дали, справа-то поле целинное сушняка, а слева-то лес стоит, вот как догонит нас пожар, тут и останемся. Смотрю, повариха в прицепленной бытовке крестится и на поле показывает, а там тоже огонь скачет — отрезает, значит, нам дорогу.

Ну, выехали, значит, мы уже к реке, там огню не достать уж нас. Трактора поближе к воде подогнали, моторы не глушим, а сами из кабин повыскакивали, смотрим на это зарево и бригадира давай выпытывать — откуда узнал про пожар? Ведь ни дыминки не было.

Ну, он уже успокоился, беда миновала, стало быть, и рассказать можно. 

«Погубить, — говорит, — она нас хотела ведь, девка-то эта. Уж и не знаю, кто это такая, ведьма иль дух какой злой, но не получилось у нее ничего».

Мы все рты пооткрывали, слушаем его, значит, дальше.

«Пошел я к ней, значит, разобраться, кто она такая, и чего ей надо. Убежала-то она от нас далеко и прытко, даже и не видел никто, как так вышло. Пошел я через поле, она все машет и машет мне рукой, зовет, видимо. Я ей кричу, мол, иди сама сюда, не злимся мы на тебя. Она не обращает внимания и все тут, машет и машет, потом давай в меня пальцем тыкать и чего-то прикрикивать, видимо, что б торопился, шел к ней. Прибавил я шагу, сам иду и чувствую, на сердце тяжело становится, будто кто-то изнутри меня начинает потихоньку сдавливать. Тут мне и страшно стало, и уж решил плюнуть на нее да назад повернуть, но не могу, словно тащит она меня к себе. Ни головы повернуть назад, ни рукой помахать уже не могу. Только ноги сами передвигаются. А баба эта, смотрю, заулыбалась так страшно, рукой своей все сильнее замахала и клокочет что-то про себя. Лицо жуткое, словно из бумаги мятой большой комок вместо головы. Рот огромный и круглый стал, вроде как у рыбы какой, глаза серые, мутные, словно из слюды — вот так уж близко к ней подошел я. От страха давай вспоминать молитвы да заговоры, да ни помню ни одной, хоть и крещеный. В голове только «Господи, спаси, убереги от нечистого», да матушку свою покойницу вспомнил, она у меня набожная была, начал в памяти перебирать, как мы в церковь ходили, какие слова там говорили. Уж как давай я все эти слова церковные про себя повторять, потом уж и молитву «Отче наш» вспоминать начал, забубнил ее шепотом. Чувствую, как тяжесть уходить-то начала, ноги подкосились, упал я аккурат на колени и давай тут же креститься. Уж как я только не крестился, и слева-направо, и наоборот, и руками обеими по очереди. И помогли молитвы со знаменьем — завыло чудище и в пруд кинулась, там и пропала, даже рябь по воде не пошла. А я все стою на коленях, в себя, значит, прихожу, и тут слышу, гудит сзади, как будто огонь в печи, и дымом пахнет. Встал я на ноги, обернулся назад, а там горит наш балаган вместе с техникой, поле горит, тайга полыхает! И меня тут же огнем накрыло. Ничего не помню потом. Как уж под трактором очутился, ума не приложу. Как в себя пришел и понял, что живой, то долго думать не стал, не зря мне видение это явилось. Стало быть, не зря!»

Уж мы тут и креститься, и молиться давай, бригадира хлопаем по плечам, спаситель наш. Не знаю, сколько времени мы там на берегу стояли, уже и с других полей подъехали бригады, увидев зарево-то наше. И Арсеня с подмогой из колхоза прикатил. А пожар долго еще бушевал, весь лес выгорел, поля и наш балаган начисто сгорели, только груда железа от брошенного трактора осталась, до сих пор тама стоит, никто даже на металлом не утащил — боятся.

Уже позже знающие люди предположили, что баба эта была дух злой, вроде как полуденница называется. Раньше предкам нашим всячески вредила эта нечисть, поэтому и пахали, и сеяли по древним правилам, в самый зной не трогали поля — знали, что это самое время для духов полуденных. Уживались раньше предки наши с духами и жителями лесными, а с приходом новой власти подзабыли небось, вот и пыталось «это» нас прогнать иль сгубить. Видать, уж сильно мы ей докучали. 

Но самое страшное, что не спасли молитва да крест Ивана Савельича от злой полуденницы. Поле это, хоть и сгорело начисто, и засеивать его не стали, но на следующий год колхоз его все-таки прибрал к хозяйству. Я уже в этот год работал помощником главного механика на базе МТС, а Иван Савельич все так же бригадирствовал. Так вот, мужики говорят, проснулись утром, а его нету, пол дня искали — нашли в пруду том, утонул, бедолага. Будто ночью полез купаться и утоп, а пруд-то — куры ноги полощут в нем. Дозвалась, видать, полуденница!

Вот такой интересный факт

Это уже неуважение какое-то

Среди всех космических курьезов и розыгрышей первое место по праву принадлежит шутке Оуэна Гарриотта.⁣
⁣
В 1973 году он входил в экипаж американской орбитальной станции «Скайлэб». Розыгрыш, который он устроил над офицером Центра управления полетами Робертом Криппеном, достоин навечно войти в анналы космонавтики.⁣
⁣
С собой в космос Гарриотт захватил диктофон, на который его супруга наговорила несколько заранее составленных фраз. Когда в один из дней оператор Роберт Криппен вышел на связь с орбитальной станцией, Гарриотт ждал у передатчика с диктофоном в руке. Между станцией и Центром управления состоялся следующий диалог:⁣
⁣
— «Скайлэб», это Хьюстон, ответьте.⁣
— Здравствуйте, Хьюстон,— бодрым женским голосом отозвалась станция.— Это «Скайлэб».⁣
Земля после секундного колебания поинтересовалась:⁣
— Кто говорит?⁣
— Привет, Боб,— отозвалась станция.— Это Хелен, жена Оуэна.⁣
Боб несколько секунд переваривал ответ, а затем с трудом выдавил:⁣
— Что ты там делаешь?⁣
— Я тут решила ребятам поесть принести. Все свеженькое,— успокоил его голос с орбиты.⁣
Центр управления молчал около минуты, а затем отключился. Видимо, у офицера связи сдали нервы.

Портрет на стекле с треком и оживающим фото

Подарок вызовет "вау-эффект" и запомнится надолго, а стоит не дороже букета цветов!

Цены: vk.me/marytracck

Показать полностью (3)