ИСТОРИЯ ИЗ ЖИЗНИ В этой жизни есть вещи, Которые не по?...
ИСТОРИЯ ИЗ ЖИЗНИ
В этой жизни есть вещи,
Которые не получится ни понять, ни принять...
Их просто надо пережить.
********
Стройка как стройка,
Порою не ново,
Каждому это знакомо подчас,
Бетон, арматура, кофе и грязь,
Работали споро, тёплая осень нас торопила,
Нужно успеть до холодов.
Работать старались без выходных,
Ко времени всей собирались бригадой,
Переодевшись, шли на объект,
Каждый работу свою выполнял,
Кто-то на вышке, а кто на подсобке,
Лишь только Егор был от нас в стороне,
Тихий, спокойный, вежливый, добрый,
Он на работу раньше всех приходил.
Обедать садился поодаль,
Что-то своё из пакетика ел,
Хлеб и варёные яйца, даже и соли
Никогда не просил.
Не слушал чужих разговоров,
Не пил, не курил,
И я вам скажу, если честно,
Просто бесило других!..
«Что ты молчишь?» — как-то напарник спросил,
Приверженец, что ли, либо сектант?
Лишь только Егор лишь плечами пожал
И трапезу снова продолжил свою...
И вот тогда впервые я
Вдруг обратил вниманье на него,
Хоть мы уже с ним целый год
Словно единым целым были.
Старая куртка, но чистой бывает всегда,
Затёртый рюкзак, как у школьника точно,
Поношенной обувь была,
Но, спасибо, цела,
Всё выглядит странно, бедно, небрежно...
Как будто человек с иного мира,
И по законам он живёт своим,
Без надобности, спроса,
И не отсюда он совсем!...
Но тяга к работе огромной была,
Работал как часики, без остановки,
Без званий и восприятия,
Без перекуров и жалоб, и даже простого нытья!...
Мы часто менялись порою местами,
Кому на зачистку, иным на заливку,
Но он не отказывался ни от чего...
Пусть даже и кто-то срывался:
«Там душно и тяжко, совсем не моё»,
А он лишь просто кивал,
Без всякого гнева и возмущений,
И даже без лишних слов.
В какой-то момент
Мы стали к нему относиться,
Как вроде к гаранту,
К тому человеку, кто сделает всё!...
И даже начальник шёл мимо и бросил:
«Таких бы, как он, и взлетало бы всё!...»
Но только порою Егор усмехался,
И снова исчез в тишине,
В своей этой куртке,
И в вечере дня,
Который уж пах ноябрём!...
Но как-то случилось
Мне задержаться на стройке,
На улице — сыро, всё раньше темнеет,
Не стал торопиться,
В вагончике чаю себе заварил,
Сел у окна и решил отогреться,
Ведь все разошлись, остались сторожа.
Сижу попиваю тихонечко чай,
И вижу — выходит Егор,
Наверно, не сразу с другими ушёл,
И тоже решил задержаться.
Но что удивило меня,
Что он не пошёл к проходной,
А просто свернул за бытовку,
Где старый ангар не снесённый,
И крыша почти провалилась вся в нём!..
Я просто глазам своим не поверил,
Быть может, велик там у него стоит,
Но он назад не воротился,
Минут пятнадцать — тишина...
Я осторожно подошёл к углу,
Увидел, как он двери открывает,
И пропадает изнутри...
Я ошарашен был.
Неужто там он целый год живёт?
И словно пазлы в голове сложились,
И тот рюкзак, что был всегда при нём,
И обувь та — в любую стужу и погоду,
И эта тишина и молчаливость,
Точно эмоции все были на нуле,
Не нужно денег и порою и слов...
Я снова вернулся в вагончик и сел,
И думал о нём, о Егоре,
Нормальный вполне,
Лучший из всех,
Отзывчивый, скромный,
Никогда ни о чём не просил,
Я думал, он просто скрытный!..
А вот теперь и сердце сжалось,
В ангаре он живёт,
Не плачет, терпит и молчит,
И крест тяжёлый свой несёт,
Надеюсь — не от хорошей жизни!..
Работает честно, не пряча глаза,
Приветлив и скромен,
Не льстит никому,
А полностью где-то
В своём лишь миру.
В ту ночь мне было совсем не до сна,
Так рвалось сердце и душа,
Впервые за долгое время «не о погоде»
Мне захотелось с ним поговорить!
На утро мы снова с ним на работе,
Приветлив и скромен,
Без тени обид,
Ни лишних вопросов,
Проворный и быстрый,
Как будто бы ведает всё наперёд!
Я долго пытался завести разговор,
И лишь на обеде решился,
Когда он картошку тихонечко ел,
А я доставал своё...
И вдруг спросил я ненароком у него:
«А где же ты живёшь?»
Но он не поднял и глаза,
Лишь только тихонечко сказал:
«Зачем ты задаёшь такой вопрос?»
И вдруг мне неудобно как-то стало,
Замялся я, потом сказал:
«Что видел я, как к складу ты пошёл»...
Молчание нас долго разделяло,
Он медленно жевал,
И прямо на меня взглянув, спросил:
« А ты зачем за мной ходил?»
Меня кольнуло в сердце,
Не знал, чего ответить я, и лишь сказал:
«Просто увидел, и стало интересно».
Он чуть кивнул, потом ответил:
«Не беспокойся, я не вор и не дурак»...
И в ту минуту, я не знал, чего ответить,
Лишь тихо прошептал: «Я это...»
«Я знаю...» — он сказал.
Отпив глоток из термоса, он прошептал:
«Что у меня и нет другого места,
Так вышло, потерялись документы,
Потом дыра, за ней другая,
А съём не потянуть,
Работаю — и слава Богу,
Наверно, жизнь такая»...
«Ты там давно?»
Он мне кивнул.
«Год с лишним».
«А семья?»
«Была когда-то и семья»...
Но он не стал в подробности вдаваться,
А я не стал и душу теребить...
Мы так и просидели молча...
«А если хочешь мне помочь,
То в этом надобности нет,
Не нищий я,
Живу, как Бог даёт, один, но очень скромно»...
Ему кивнул, конечно, я...
Не потому что был согласен,
А потому что понял я: просить его не стоит,
Он тот, кто не берёт, из тех он,
Кто груз по жизни свой несёт.
Когда он встал,
Я лишь успел спросить:
«Не страшно?»
Он вдруг остановился на секунду,
Не обернувшись, мне сказал:
«Конечно, было, пока не понял,
Что кто-то что-то должен мне».
И вдруг ушёл...
На утро я приехал на работу совсем другой,
Как будто с новой кожей,
Всё было как обычно,
Все те же разговоры о погоде,
И перекуры, ругань,
Но только я иначе слышал всё!
Я по-иному видел жизнь,
Хотя казалось раньше нормой,
Ну жалуются все,
Но лишь Егор казался новым фоном!...
Не жалуется и не плачет,
Не требует, не ноет, что его забыли, обошли,
Он просто — лишь живёт,
Без плача и претензий,
И это было ново для меня,
Не поведение, а состояние его души!...
В тот день как будто специально
Устроен был «концерт»,
Ругались все и были недовольны,
А я сидел и слушал,
Как это звучит со стороны.
Всё начиналось с одного:
«Мне все обязаны, должны»,
А вот Егор
Как будто жил с другою установкой:
«Я должен миру, Богу и себе,
Лишь потому что — просто я живу,
И крест тяжёлый свой несу,
Несу его, как Бог даёт,
Лишь Он — моя отрада,
Душа лишь Им всегда жива,
Он — моя помощь, жизнь моя»...
А вечером в вагончике вдруг
Кто-то ляпнул:
«Слышишь, Егор,
Ты что-то всё молчишь всегда?
Уж год, как мы плечом к плечу с тобой,
А ты ни слова про себя,
Ни про жену, ни где живёшь,
Как будто на подводной лодке».
Ответ не сразу поступил,
Егор доел, отставил кружку,
И лишь тогда спокойно он сказал:
«Ну а зачем?»
«Ну как зачем?
Мы вроде не чужие,
Давно работаем плечо к плечу,
А ты как будто бы не с нами,
Всё сам и по себе».
Он посмотрел спокойно, без обиды:
«Да просто так привык,
Когда один, бываешь долго,
То и молчание становится привычней слов».
«Ты что, мудрец?» — вдруг хмыкнул кто-то.
Он не обиделся, лишь только усмехнулся:
«Нет, просто не воюю с тем,
Чего уж нет!»
Все были озадачены,
Не стали спорить,
И нужных слов в помине не нашлось,
А вот для шуток — совсем не нужный
Был момент.
Егор собрался и ушёл,
Как вроде в тишину свою,
А я сидел в вагончике, так долго,
Потом решил сходить до этого угла,
До склада,
Немного постоял в тиши,
И понял, мне его не жалко,
Но что-то провалилось вдруг в душе!...
У каждого свои проблемы:
Разводы, переезды, съёмные квартиры,
Но даже я не был свободнее его.
Я просто только делал вид,
Что мне должны,
А он лишь жил,
Смирился, без горечи, без унижения,
Как человек, который не потерял себя!!!
Я долго думал, как подступиться,
Как помочь, чтоб это на жалость
Не было похоже!
Хотел по-человечески,
Но чем я больше думал,
Тем я яснее понимал,
Что это не получится!
Егор не тот, кто просит,
Он живёт достойно,
Хотя на досках спит!
Я подбирался с малого:
«Послушай, у меня матрас не нужный,
Завалялся в гараже,
Такой большой и постоянно мне мешает.
Может, как раз тебе нужнее будет он?»
Он посмотрел с каким-то недоверием,
Как будто бы сканировал меня,
Потом спросил:
«Матрас, ну да!»
«Совсем не новый, но в склад тебе пойдёт».
Он помолчал, потом, кивнув, сказал:«Спасибо».
«Быть может, вечером подкину я?»
«Нет, лучше утром.
В такое время бывают добрыми и сторожа».
Внутри меня, похоже, что-то разлилось,
Какое-то тепло,
Что так легко он согласился,
И не пытался спорить,
И не устраивал, конечно, «сцен»,
И если сказать честно, то для меня
Важнее это было, чем ему.
Наверно, суть-то в этом и была:
«Ты — человек, и я же тоже,
Но больно то, ты одинок,
Без крыши, без жилья,
А у меня возможность есть такая,
Помочь тебе от всей души и сердца,
Имея понятия такие,
Что люди мы на этой вот земле».
И вот дано мне привезти матрас,
Тихонько стукнул в дверь,
Егор впустил меня — спокойно,
Без стеснения.
Внутри, конечно, чисто,
Но половина — ржавчина и хлам,
В углу поддоны,
Коробок с вещами, одеяло,
И это его мир,
И это его «дом»....
Вокруг стоял от чая аромат,
Которым пропиталось всё жильё,
Горела настоящая
Церковная свеча,
А на стене икона,
Такая маленькая,
Но столько в ней тепла.
«Твоя?» — спросил тихонько я.
«Моя, мне сын её когда-то подарил»...
Не стал я душу теребить ему,
Ушёл, как будто ничего и не бывало,
Я не жалел его,
А уважал его безумно,
Как человека,
Прошедшего все муки ада,
Который прошёл своё,
Не обозлился,
Не превратился в слабака,
Не сгинул с этой жизни,
И не покинул этот мир,
В котором мы живём,
Где всё давно такое,
Что даже страшно думать о таком,
Но всё-таки, остался верным Богу и себе,
И это в нём меня и восхищало!...
И в те минуты мне мысль одна пришла:
«Быть может, это и есть смирение,
Когда молчишь в обиде
И молчишь в свободе,
И на краю пропасти стоя,
Умеешь жить, не озлобляясь,
А просто из последних сил
Пытаешься себя в руках держать,
Не вопреки тому, что ты обязан,
А потому что ты не можешь стать другим».
Егор ушёл внезапно, ни слова не сказав,
Лишь просто — однажды не пришёл...
Я ждал его к восьми часам,
Потом и к девяти, потом к обеду.
Набрался смелости, к начальнику пошёл.
«А где Егор, его чего-то себя нету?»
Но тот плечами лишь пожал.
«Уволился.
Сказал — нашёл другую подработку».
А я стоял, своим глазам не веря,
Лишь только мысли роем в голове.
«Уволился без разговоров, просто так?»
И сразу к складу я пошёл,
Легонько стукнул в двери,
Но мне никто не отвечал.
Я отворил тихонько дверь,
Стояла тишь и благодать,
Как будто здесь святые жили,
Я начал это понимать!...
Везде порядок, никаких следов,
Очищен угол,
Лишь на стене остался «след»
От крошечного гвоздика,
Там, где была его икона.
Я пару дней, как будто был не свой,
С каким-то «камнем» всё в груди ходил,
Не потому что были мы друзьями,
Нет, мы ими не были никогда!...
Но стал он для меня
Каким-то фоном неизменным,
Понятием, которое мне говорит,
Что можно жить иначе,
Без шума, боли и обид.
Лишь на четвёртый день дано мне
Встретиться с ним снова,
Случайно, на скамейке, в утренней тени.
Всё та же куртка и тот рюкзак.
Увидев меня, кивнул.
Я подошёл тихонько...
«Ты почему ушёл?»
«Да просто так, меня позвали в храм,
Там буду помогать».
«Ты там сейчас?»
Пожав плечами, он сказал:
«Покуда там, а дальше, как Бог решит».
«Ты не сказал, что ты уходишь»
«А чтобы это изменило?»
Я опустил глаза, потом спросил Егора:
«Ты веришь, что это путь?»
И он ответил мне:
«Я не уверен, что знаю, что такое путь,
Но там, где меньше злобы,
Туда иду я, пока даётся,
А дальше видно будет»...
С тех пор мы больше не видались...
Никто бы никогда и не подумал,
Что этот человек бездомным был,
Он не имел квартиры и прописки,
Он не имел комфорта и тепла,
Но он не был без дома...
Дом был у него внутри,
В его спокойном, тихом голосе,
В его достоинстве,
Без жалоб и нытья,
В его душе,
Которая всегда была чиста,
Она всегда при нём,
С таким, как он, в огонь и в воду,
Он не способен на предательство и ложь,
И на подвохи и обман.
С таким вот, как Егор,
Спокойно можно в бой идти,
Он не предаст и не обманет,
И верить ему можно, как самому себе!...
Автор стихов — Ирина Счастливая.
Ростовская область, город Донецк, Россия.