Максимально хороший такой мальчик!Только свежие мемы!
Максимально хороший такой мальчик!
Только свежие мемы!
А в январе уже, это ещё лучшеТолько свежие мемы!
А в январе уже, это ещё лучше
Только свежие мемы!
Крутая мечта, на самом-то делеТолько свежие мемы!
Крутая мечта, на самом-то деле
Только свежие мемы!
Вот таков уж и есть Комиссар Рекс:Только свежие мемы!
Вот таков уж и есть Комиссар Рекс:
Только свежие мемы!
ЭкзаменВ кабинете сидели девять человек. Ровно...
Экзамен
В кабинете сидели девять человек. Ровно столько, сколько не сдали с первого раза или не были допущены на первую попытку сдачи экзамена по причине пропусков семинарских занятий или отсутствия работ в ходе семестра. В их числе был обыкновенный и ничем не примечательный юноша Сергей, которого без проблем можно было поднять на смех. На улице таких людей, как он, даже не замечаешь и не узнаешь, что порой скрывается в бездомных глубинах их глаз. И если бы его спросили: «Тебе одиноко?» - то он бы посмотрел на них с искренним изумлением. Друзей ему заменяли книги и компьютер. Он не ощущал себя одиноким, потому что не знал ничего, кроме одиночества, которое накрывало его со всех сторон, словно непроницаемый купол.
Сергей ни разу не посещал ни лекционные курсы, ни практические занятия. И поэтому для сдачи у него была всего одна попытка, и в случае неудачи следующим шагом была бы комиссия.
Это была не первая его сессия. Он отправился в вольное плавание по волнам экономики, которые кишили и другими студентами уже полгода назад. Причем в этом плавании он не мог положиться только на знания.
Сергей сидел на последней парте, крутя ручку в своей руке, а другой ковырял прыщи, разбросанные по всему лбу. Часы, висевшие на стене возле выхода, бесшумно отсчитывали минуту за минутой и показывали девять часов и десять минут утра. Аккуратно подстриженные сальные черные волосы были зачесаны на бок. Его маленькие, глубоко впалые глаза сквозь толстые линзы очков, которые сидели на усыпанном угрями носу, пристально смотрели на преподавателя, который был погружен в какие-то бумаги и не обращал на студентов никакого внимания, словно закрывая глаза, чтобы те смогли хоть что-то списать и рассказать. И студенты, сидевшие в кабинете, этим правом активно пользовались. Кто-то заранее пришел уже с микронаушником, кто-то по старинке списывал с бумажных шпор, кто-то через телефон. Но только не Сергей. Он просто сидел и не пытался ничего списать. На парте лежал девственно чистый листок бумаги и билет под номером четырнадцать, в котором был один теоретический вопрос и две задачи. Чтобы сдать на тройку, необходимо было рассказать вопрос и решить хотя бы одну задачу. Но Сергею тройка не была нужна, он привык всегда сдавать на пятерку, порой не посещая при этом предмет и, тем более, к нему не готовясь. Он знал один подход. Подход, при котором пятерка была обеспечена.
Уже с самого утра небо затянуло серыми тучами, но только сейчас несколько мелких капель упали на стекла окон. В кабинете было тихо, слышались лишь отдаленные раскаты грома и гул автомобилей, проезжающих по главной улице.
Сергей стал постукивать ручкой по парте, чтобы привлечь внимание Фролова. Фролов - именно так звали этого преподавателя по иссушающему мозг предмету – «математическое программирование». И это сработало. Фролов поднял свою голову и посмотрел на Сергея.
- Молодой человек, - спокойным и ровным голосом сказал он, - может, хватит уже стучать? Или, может быть, Вы уже готовы отвечать?
Лицо Сергея растянулось в отвратительной улыбке, обнажив ряд кривых жёлтых зубов. Он засунул правую руку в карман брюк и сказал:
- Конечно, я уже давно готов отвечать.
Фролов с легким удивлением посмотрел на него и сказал:
- Тогда берите свой листок, подходите и присаживайтесь, чтоб не тянуть время.
- Он мне не понадобится, - резко отрезал Сергей. Казалось, он проявлял сверхъестественную уверенность в себе. Глаза под очками его блеснули, а уголки губ опять поползли вверх, растягивая их в улыбке.
Сергей медленно встал, держа по-прежнему руку в кармане, и в полной уверенности направился к столу Фроловa; восемнадцатилетний юноша с толстыми ногами, которые были упакованы в черно-синие брюки с серыми веревками на карманах. И они шуршали при ходьбе, потому что его толстые бедра соприкасались и терлись друг о друга. Из-за жира в этих местах у него постоянно рвались штаны. Его живот перекатывался из стороны в сторону, напоминая раздутый пузырь, который даже не мог скрыть мешковатый серый свитер. Однако он скрывал его свисшую женскую грудь, и поэтому его никто больше не обзывал сисястым. По крайне мере, в университете.
Одногруппники не обратили на него никакого внимания. Они были заняты своими проблемами, и до него им не было никакого дела.
Сергей подошел к столу, не подозревая, что готовит ему остаток дня, положил билет перед Фроловым и сел, не вытаскивая руку из правого кармана.
Они сидели друг напротив друга и молчали. Сергей пристально смотрел в глаза Фролова, синие, как вода черного моря, на берегах которого ему однажды посчастливилось отдохнуть в лагере, когда он был маленьким.
- Ну что, так и будете сидеть, или начнете отвечать? - поинтересовался у него преподаватель.
- Да, - согласился Сергей, - давайте начнем.
Опять повисло долгое молчание. Во всяком случае, так показалось Сергею, хотя пауза вряд ли длилась больше нескольких секунд. Но он успел услышать, как кто-то из студентов громко кашлянул. Звучало это фальшиво, словно студент пытался этим кашлем заглушить звук нажимаемых клавиш на телефоне, или таким образом оповестить человека, который диктует по микронаушнику, что стоит переходить к следующему вопросу.
«Интересно, - подумал Сергей про себя, - всегда ли это так глупо выглядит?»
Фролов задумчиво смотрел на чудного студента, а потом спросил:
- Ну так давайте, начинайте отвечать. - oн толкнул одной рукой свои очки к переносице, другой взял билет, который Сергей положил на стол, перевернул его и прочитал: - Билет номер четырнадцать, вопрос номер один…
- А может я не буду отвечать, - неожиданно оборвал его неторопливым голосом Сергей и слегка сжал руку в правом кармане.
Рот у Фролова плавно превратился в букву «О» от удивления, а глаза стали огромные, как бильярдные шары. Он собирался сказать ему что-то, но поперхнулся то ли от такой дерзости со стороны студента, то ли просто так. Фролов поднял на него глаза, изумлённые такой наглостью, которая слышалась в голосе Сергея и, откашлявшись и изогнув черные брови, спросил:
- Как это не будете? – oчки сползли с его длинного носа.
Сергей, не отводя взгляда от Фролова, сжал руку чуть сильнее и ответил не сразу, пытаясь что-то уловить в его глазах. Он подался вперёд и загадочно проговорил:
- Ну, вот так: вы мне поставите пять, и я уйду. И на этом мы с Вами разойдёмся и больше никогда не встретимся. Как Вам такое предложение? Ведь должен же быть у нас с Вами баланс интересов?
Фролов ещё больше закашлял, как будто ему сдавливали горло. Он хотел было что-то сказать, но из горла только выходили жалостливые хрипы, словно там внутри у него застряла кость.
Сергей чувствовал, как острое лезвие гильотины повисло над жизнью Фролова. И именно его рука сейчас лежит на рычаге, и только он может дернуть его и оборвать его мучения. Он слышал сухой свист воздуха, втягиваемого из его ноздрей. Сергей ещё сильнее подался вперёд и теперь словно нависал над столом, как хищный зверь.
- Ну так что? Я Вас слушаю внимательно, - все гнул свое Сергей и ещё чуть сильнее сжал руку в кармане.
Фролов на какие-то мгновенья застыл, держась руками за стол, как человек, плывущий на корабле по бурному океану, держась за поручень, чтобы его не снесло заборт, а потом грудь у него начала судорожно вздыматься. Фролов уже ничего не мог сказать, он задыхался. С его лица смотрели испуганные глаза ребенка, кровь в сосудах пульсировала так, что казалось, они вот-вот вылезут из орбит. Багровое лицо потемнело и стало приобретать синеватый оттенок. Он потянулся к стопке зачеток и стал лихорадочно искать зачетку Сергея, хватая ртом воздух, который никак не хотел проходить в его легкие.
- Моя фамилия Маслов, - с улыбкой произнес Сергей. - Это Вам, чтобы лучше было искать. Ведь вы не знаете даже, как меня зовут, а уже ищите зачетку…
- Эй, парень?
Фролов пощёлкал пальцами перед лицом Сергея.
- Ты спишь или чего?
- Что? - ошарашенно спросил Сергей, словно ему дали мощную пощёчину. Тревога зашевелилась в нем, когда он понял, что он замечтался.
- Ничего, - ответил грубым голосом Фролов. - Ты чего пришел сюда, ничего не написал и сел? На что надеешься-то? Иди и готовься, встретимся на комиссии.
Сергей вдруг понял, что произошло, и судорожно начал сжимать правую руку в кармане.
- Ка… - c его губ сорвалось нечто невразумительное, похожее на карканье вороны. Он внимательно наблюдал за Фроловым.
Сергей откашлялся, прошёлся языком по сухим губам и повторил свой вопрос:
- Как это на комиссию? - oн ощущал беспокойство, которое постепенно нарастало и, наконец, превратилось в смятение. Он стрелял взглядом то на Фролова, то на свою правую руку, словно выискивая шанс для спасения.
- Да вот так, - ответил Фролов равнодушным тоном.
Он сжал ещё сильней руку, так, что побелели костяшки пальцев, но ничего не происходило. Действия не материализовывались. Сергей внимательно заглянул в глаза Фролова, чтобы убедиться, что он не шутит, и ему потребовалось меньше секунды, чтобы понять: нет, не шутит.
Фролов так пристально и так яростно смотрел на него, что Сергей сжался в комок. Шея его втянулась в воротник свитера, как черепаха, втягивающая свою голову в панцирь. Сейчас он ненавидел себя за нарастающую нерешительность и даже робость, потому что никогда раньше не испытывал такого на экзаменах. Ощущал он одновременно и злость. Злость от того, что ничего не мог поделать, но это чувство сейчас только зарождалось.
- Ну и чего ты тут сидишь!? - спросил снова Фролов. В его голосе уже слышалась ярость и раздражение, а щёки полыхнули багрянцем. Казалось, что он едва сдерживался, чтобы не сорваться на крик. - Иди уже, и не задерживай меня и других!
Кожа Сергея стала серой, как и погода за окном. Он облизнул пересохшие губы, с трудом выпрямился и направился к выходу. Все сейчас для него складывалось очень плохо, и петля затягивалась у него на шее, потому что он не сдал, и его отправили на комиссию.
На комиссию…
Это обстоятельство, кажется, делало его положение безвыходным, так как в комиссии сидят как минимум три преподавателя.
Оказавшись в коридоре, Сергей захлопнул за собой дверь, отсекая дневной свет, лившийся из окон кабинета, и вжался спиной в стену возле двери. Пот крупными каплями собирался на его лбу. Он вынул из кармана куклу, крепко сжимая её в руке. Сергей долго смотрел на неё, крутя из стороны в сторону, пытаясь выявить хоть какой-нибудь изъян. Он сжимал и разжимал куклу, снова сжимал и разжимал так, будто дохляк весом пятьдесят килограмм, пытающийся нарастить мышцы с помощью эспандера, а потом с яростью оторвал ей голову. Ненависть так и накатывала на него лавиной. В голове у него забушевала гроза. Молнии ненависти к Фролову били из черных облаков ярости.
«Что тут не так, что тут не так!?» - яростно думал про себя Сергей. Может быть, он ошибся? Сергей открыл слегка дверь и заглянул в кабинет. Но ничего не произошло. Фролов не задыхался и, тем более, его голова с белым пушком волос была на месте. Он также продолжал сидеть на своём стуле.
Сергей закрыл дверь и продолжал стоять. Он ждал, пока остатки ненависти не уйдут сквозь поры, как пот. Потом он медленно выпрямился и зашагал своей пружинистой походкой вниз по лестнице к гардеробу.
Что же ему теперь делать?
Самым разумным было пойти сейчас домой, лечь спать и потом всё хорошенько обдумать, так как сон вернет ему способность ясно мыслить. Потому что сейчас он никак не мог понять, что пошло не так, и обозвал себя полным идиотом, но потом пробормотал про себя:
- Нет, я не идиот…
Однако что он упустил? Какую деталь? Ведь раньше никогда ничего подобного не происходило. Он был всегда олицетворением точности, и умение планировать было всегда его сильной стороной, но только до сегодняшнего дня. Он шёл, погруженный в думы, и тщетно пытался выудить из самых своих темных глубин сознания ответ на мучащий его вопрос.
Сергей практически подошел к гардеробу, когда увидел перед собой кучу студентов. Они столпились возле прохода, ведущего в кабинеты факультета управления, располагавшегося на третьем этаже, и юридического факультета, который находился на четвертом. Студентам не давала пройти полиция, которая окружила их кольцом. Он подошел ближе и обвел взглядом холл, пол которого был весь залит кровью. Ничего более отвратительного ему в жизни не доводилось видеть.
- Что здесь произошло? - поинтересовался Сергей у стоявших студентов. От увиденного он едва отдавал себе отчет в том, что говорит в слух.
- У Фролова голова оторвалась, - донеслось до Сергея слова, сорвавшиеся с губ какого-то студента.
- У Фро-ло-ва? – протянул Сергей, разделив фамилию на три продолжительных слога. - Какого еще Фролова? – переспросил Сергей и спрятал руки с остатками разорванной куклы за спину, словно школьник, которого вызвaли к доске, чтобы прочитать стихотворение.
- Фролова, - отозвался снова голос. Препод с юридического. Жесть вообще.
С юридического, - медленно проговорил про себя Сергей. Он вновь улыбнулся, но глаза оставались холодными. Выходит, их было два, и я просто перепутал?
Он развернулся и направился в туалет, чтобы выкинуть куклу, не стерев даже улыбку со своего лица.
У кого-то отменится экзамен и кто-то, наверное, будет этому очень рад?
В следующий раз, подумал он про себя, ему стоит хоть раз появляться на лекциях или семинарских занятиях, чтобы знать, как выглядит его преподаватель.
Птичка моя- Мама! Я здесь уже была! – воскликнула...
Птичка моя
- Мама! Я здесь уже была! – воскликнула вдруг Танечка, когда мы вошли в наш старый дом – дом моего детства. Нас пригласили зайти сюда новые жильцы, чтобы мы могли забрать письма, которые на старый адрес доставили по ошибке.
- Вот в этом углу телевизор стоял, - продолжала рассказывать дочка, - а там шкаф…
- Верно, - говорю я. И с нарастающим изумлением слушаю чадо свое, все еще недоумевая, что может помнить ребенок 3 лет о том времени, когда она жила тут, будучи младенцем в пеленках? Но то, что Танечка рассказала дальше, повергло меня просто в шок!
- Вон в ту форточку я залетела… И хотела вылететь на свет, но на окне что-то висело… А! Да, это была тюль. И вдруг черная тень меня испугала…
- Кот, что ли ? – неожиданно для себя самой спросила я.
- Да, да! Черный кот! Он соскочил с дивана, - и Танечка указала ручкой на то место, где действительно стоял диван, когда я еще была ребенком.
Маленькая девочка, похоже, очень сильно фантазировала… И я бы, наверное, так и остановилась на этой версии, если бы ни моя собственная память, которая сейчас так предательски путала в моем взрослом сознании события из моего собственного детства с ощущением реальности. Такого быть не может! Нет! Это противоестественно! Почему моя трехлетняя дочь сейчас рассказывает мне так подробно о том, что случилось СО МНОЙ, когда мне было 9 лет?
- Ты прогнала его, а я хотела спрятаться, залетела за телевизор…
- Точнее, под столик с телевизором?
- Даааа ! А потом меня кот схватил зубами прям. А ты меня спасла от него… Мам, я еще помню, что ты меня долго на ручках потом держала, гладила и плакала.
Танечка внимательно посмотрела мне в лицо, немного прищурилась, как будто изучая его, и добавила:
- Только ты какая-то другая была… ну… маленькая, что ли. А дальше я не помню.
- Да, моя хорошая. Дальше я помню…
Конечно, дочери я не стала рассказывать, что та синичка все же умерла тогда, несмотря на все мои ухаживания. И я так горевала по ней, что даже могилку сама изладила и цветочки посадила.
Но доченьку с тех пор так и звала - «птичка моя».
Когда она подросла до любопытных вопросов о прошлых наших жизнях, где-то в переходном возрасте я поведала ей эту историю. Повзрослевшая девочка вновь порадовала меня очередным мудрым наблюдением: «Мама, получается, что я тебя выбрала!»