😭 СТРЕСС ОТ НЕХВАТКИ ДЕНЕГ ОЧЕНЬ ВРЕДЕН ДЛЯ...
😭 СТРЕСС ОТ НЕХВАТКИ ДЕНЕГ ОЧЕНЬ ВРЕДЕН ДЛЯ ОРГАНИЗМА!
Такая форма стресса приводит к конфликтам и соц. изоляции
Фабричный магазин и пекарня.Фото 1900 г.Здание...
Фабричный магазин и пекарня.
Фото 1900 г.
Здание построено в 1870 году.
История хлебопечения в Раменском началась задолго до революции, когда в пекарне пекли хлеб для рабочих фабрики, а было это в 70-х годах 19 века, когда наряду с баней, больницей, школой построили и пекарню.
В книге, посвященной Раменской фабрике, изданной в 1900 году, говорится: «Хлебопекарня помещается в отдельном каменном здании. Оно разделяется на несколько отделений, из которых в одном производится печение ржаного хлеба, в другом печение разных сортов пшеничного хлеба, в третьем продажа хлеба и в остальных находится жилье для пекарей. Стены и потолки всех помещений оштукатурены и окрашены, краска ежегодно возобновляется. Хлебопекарные печи русского типа. Мешение хлебов (теста) производится в деревянных чанах. Вода для хлебов проведена из общего водопровода, а чтобы она не застаивалась, наружу выведена тонкая трубка, по которой вода постоянно вытекает, чем и поддерживается постоянный приток свежей воды. По воскресным и праздничным дням, а также и всю неделю Пасхи работа в хлебопекарне не производится. Фабричная лавка и хлебопекарня принадлежат владельцам фабрики. В лавке товары, в том числе и хлеб, отпускаются и посторонним лицам, но главными потребителями являются рабочие и их семейства, живущие в ближайших деревнях…».
Складбище Все лето, пока родители были на работе,...
Складбище
Все лето, пока родители были на работе, Игнат проводил на складе у бабушки. Летняя продленка отменилась из-за ремонта школы, сидеть один дома Игнат наотрез отказался. И, бабушка, повздыхав, согласилась брать его с собой на службу.
Склад стоял среди рабочих пристроек, старых заколоченных зданий и подсобных помещений. Позади него был пустырь. Склад возвышался над соседними зданиями — бетонная коробка с узкими окнами и одной-единственной дверью, металлической, крашенной багряной краской, с тяжелым навесным замком. На двери белой краской кто-то небрежными крупными буквами вывел «СКЛАД».
На складе хранились вещи для железнодорожников — через город проходила железная магистраль, на которой трудилась большая часть его населения. Бабушка работала кладовщицей. Каждое утро она зажигала свет над единственным столом, заваленным бумагами, бланками учета, приходными и расходными ордерами. Стол стоял особняком, у самой двери, в пятне желтого тусклого света. Во всем остальном складе царила темнота. Верхнее освещение почему-то всегда не работало, поэтому нужные ящики искали с большим тяжелым фонарем.
Игнат приходил на склад утром и радостно кидался в заманчивую темноту — словно в воду нырял.
Склад состоял из огромных стеллажей, на которых стояли, лежали, громоздились сокровища. Коробки с радиодеталями, микросхемами, диодными лампами. Ящики с запасным стеклом для светофоров — тяжелые прозрачные блины из стекла, красные, зеленые, синие… В дальнем углу горой была навалена зимняя униформа, тяжелые тулупы. Эту гору Игнат покорял с разбегу и часто засыпал на ее вершине. В одной из коробок он нашел сотню длинных белых стеариновых свечей. С ними путешествия по складу становились еще интереснее. Провода, приборы, датчики — в мерцающем свете все выглядело настоящим кладом.
Игнат открывал каждый ящик и с тихим восторгом изучал очередную находку. Иногда он относил ее к бабушке — та коротко объясняла, зачем это нужно, не отрываясь от бумаг. Она все время что-то оформляла, пальцы у нее были синими от подтекающей ручки и фиолетовой бумаги-копирки…
Некоторые верхние стеллажи были пустыми. На них Игнат забирался, словно юнга на мачту, по соседним шкафам, устраивался в пыли, разворачивал выданную бабушкой шоколадку и начинал наблюдать. Он быстро понял, что на складе, кроме него, бабушки и невидимых, но всегда слышных крыс, есть и другая жизнь.
В углу за полками дважды в день — ровно в двенадцать и в половине четвертого — появлялся прозрачный человек. Долговязый человек в пальто, с зонтом, с портфелем под мышкой, с длинными лицом в очках с толстой оправой. На несколько секунд он замирал, озирался, потом досадливо морщился — словно зашел не в ту дверь — и уходил обратно в угол, в стену. Это повторялось без изменений, и сначала Игнат хотел помочь заблудившемуся человеку, но тот его не замечал. Игнат пожимал плечами и раз в неделю на всякий случай заглядывал в угол, чтобы проверить, не пропал ли теневой человек, но тот был точен, как часы.
За наваленными в кучу тулупами находилась особая стена. Если к ней прислониться, то можно было услышать радио — оно негромко играло какие-то марши и старые романсы, а еще там передавали сообщения про войну. С обратной стороны стены был пустырь. Игнат излазил его в поисках источника звука. Но понял, что радио играет где-то внутри стены, а не за ней. Слушать радио было интересно, но иногда трансляции о победах под какими-то городами прерывались шипением, словно кто-то резко выкручивал ручку настройки.
Под нижним стеллажом, рядом с алюминиевыми баками, жила масса. Игнат хотел придумать ей имя, но не смог. Масса состояла из складок кожи, вполне человеческой на вид, у нее была одна короткая деформированная ручка с тремя пальцами. Масса всегда боязливо колыхалась, когда Игнат заглядывал к ней в гости, поэтому он старался делать это пореже.
В середине дня бабушка разворачивала обед, грела в старенькой плитке, на которой сверху громоздилась куча бумаг. Раскладывала по тарелкам — красивым, белым, расписанным цветами, легоньким, почти невесомым. На обед всегда были разные блюда: котлетки, запеканки, пироги. Бабушка, как и Игнат, не любила гарниры, поэтому разрешала оставлять на тарелках недоеденную картошку или вареные овощи.
Игнат иногда тайком стряхивал их в свернутую кульком бумагу и относил к дальней стене склада: в ней было отверстие-нора, которое выглядело бесконечным туннелем в темноту. Игнат специально светил туда бабушкиным фонарем, но конца так и не увидел, а с обратно стороны стены дыры, конечно, не было. Игнат оставлял остатки обеда у норы, отворачивался ровно на пять секунд. А когда поворачивался обратно, еды уже не было, а вместо бумажного кулька лежало цветное стеклышко. Если повернуться раньше или позже, то никакого стеклышка не было. А стеклышки Игнат собирал и рассматривал сквозь них людей: их лица забавно искажались, у кого-то появлялись две головы, у кого-то отрастали лишние глаза или рты. Игнат не знал, что это значит, но наблюдать за людьми сквозь стеклышки любил. Правда, большую часть времени он проводил с бабушкой, а она сквозь стеклышки выглядела как обычно, никаких странностей.
В конце лета Игнат заболел. Неделю он лежал дома с больным горлом и не мог говорить — сипел, как старый кран. Потом собрался с силами и выдал матери:
— Ма-ам.
— Да, Игнат?
— Мам, мне уже получше. Можно я, когда поправлюсь…
— Поедешь с нами на дачу. Там накупаешься, ягод поешь.
— Ну да. А можно я потом к бабушке пойду?
— Куда?
— Ну на склад. К бабушке.
— К какой бабушке, Игнат?
Мама нахмурилась. Ее родители жили в Мурманске, муж был детдомовским и своих родителей никогда не знал. Но сын спрашивал с абсолютно честными глазами… Выслушав Игната, она побледнела и бросилась к мужу.
Когда Игнат выздоровел, родители привели его к складу. За время болезни тропинка к нему заросла травой, словно по ней никто не ходил. Склад был закрыт, навесной замок покрыт толстым слоем пыли. К белой надписи на двери кто-то мелом сделал кривую приписку — теперь она гласила «СКЛАДБИЩЕ».
Родители почти не сердились на него — с облегчением отчитали за фантазерство. Лета оставалось всего ничего — на следующей неделе уже сентябрь, начинаются занятия в третьем классе, и Игнат больше не будет шариться по пустырям и выдумывать сказки.
В последний день лета Игната отправили за хлебом. Задумчиво грызя свежую булку, он прошел мимо пустыря, на котором стоял склад. Постоял минутку. И свернул на знакомую тропинку.
В окнах склада не горел свет, замок по-прежнему висел на двери. Игнат тоскливо вздохнул. Посидел на пороге, обхватив колени руками. Положил пакет с хлебом на землю, поднял руку и постучал в дверь.
Секунду ничего не происходило.
Потом дужка замка медленно со скрипом стала выворачиваться наружу. Замок с лязгом упал. Дверь тихонько отворилась. Из темноты навстречу Игнату вышла бабушка, улыбнулась ему и отступила в сторону.
— Пришел наконец-то? Соскучился?
— Привет, ба. Ага.
— Ну проходи…
И Игнат со счастливой улыбкой шагнул внутрь.
Ммм... Может быть пальчиков? Данную историю поведал...
Ммм... Может быть пальчиков?
Данную историю поведал мне человек без определённого места жительства, назвавшийся Егором. После тренировки я с товарищами сидел в парке. Тихо мирно беседовали. Подошли девчата, стало намного веселее. Время шло, незаметно подкралась ночь. На сон грядущий решили пощекотать девочкам нервишки страшилками.
Всех будто прорвало, истории лились ручьем, были довольно жуткие, но и без откровенных выдумок дело не обошлось. Вот, после очередной байки с соседней лавочки, из-под тени дерева, прозвучал голос мужчины. Это был обыкновенный бродяга. С просьбой закурить он подошел. Долго извинялся за свой вид и то, что нечаянно нас подслушал. Мужик, надо сказать, был не из тех забулдыг, что ходят с опухшими синими лицами, стреляя мелочь на бутылку. Представился Егором. И предложил рассказать нам, коль мы пожелаем, свою историю. Мы охотно согласились. Далее буду излагать от его лица.
Зовут меня Егором. Жизнь моя сложилась далеко не так, как я хотел. В молодости работал в электродепо старшим нарядчиком, все складывалось неплохо, но судьба распорядилась иначе. Женился неудачно, жена при разводе обобрала до нитки, а пирамида МММ поставила жирный крест на материальном благополучии в будущем. 90-е сгубили меня, превратив в то, что вы сейчас видите. Документы отобрали крупные парни в спортивных костюмах и с тех пор я живу на улице. Старый никому не нужный дед. Ночевать приходилось в разных местах. Поначалу ютился у знакомых и друзей, но кому нужен иждивенец на шее? Пытался работать грузчиком, дворником, но годы поубавили во мне сил. Потянулись подъезды, вокзалы, подворотни... В один момент, прячась от дождя, я забрел под мост, там были такие же, как я - бродяги. Приютили, накормили, приняли к себе в "свору". Там у них целая иерархия: кто бутылки собирает, кто попрошайничает, кто в помойках роется. Выпала мне работа по кладбищам ходить и съестное с могилок собирать. Я, Леша (Плеш) и Олег (Ряба).
Вот так мы втроем и ходили, улов был, как повезет. Если успеешь до обхода других бродяг, то наберешь два или три мешка провизии, ну а если опоздал, то вернешься с пустыми руками. В один день, придя с "рейда" пустыми, Серега (Сипа), он у нас считался старшим, пришел в ярость, долго бил и орал, а после, выставил нас с ночлежки и велел с пустыми руками не приходить. Делать нечего, пошли обратно. Обойдя погост вдоль и поперек, собрали лишь полпакета. Решили сегодня обратно не возвращаться, а пойти на вокзал. Пройти удалось примерно половину пути до выхода. Сзади кто-то выругался, это был Плеш, он взял меня за руку и указал пальцем в противоположную движению сторону.
Там за нами бежали ребята, одетые в армейские штаны, черные куртки и тяжелые ботинки. Все бриты наголо. Скинхеды. Они часто лупили нашего брата, борясь за "чистоту рода", считая нас грязным пятном города, стремились истребить всеми доступными способами. Делать нечего, мы побежали. Петляя, пытаясь скрыться за деревьями, высокими надгробиями и склепами. Увеличив дистанцию, Плеш спустился в открытый склеп. Мы последовали его примеру. Закрыв изнутри дверь, поставив в распор палку, спустились ниже и затаились. Сидеть пришлось долго. Парни сверху долго сновали по округе, выискивая жертв. По моим расчетам, давно стемнело и они должны были убраться. Ряба решил выбраться наружу, осмотреться. Волосы встали дыбом, когда Ряба прибежал обратно. Заикаясь, он сказал, что на входе лежит один из лысых с распотрошенным животом. Плеш рванул к выходу с криками, мол, убийство на нас повесят; я за ним, толкая перед собой остолбеневшего Рябу.
Когда мы выбежали на лестницу, ведущую к выходу, на нас свалился Плеш. Он уже успел добежать по лестнице вверх, но калитка, оставленная Рябой открытой, захлопнулась, сбив его с ног. Ряба, принявший на себя основной удар, потерял сознание, свалившись мне на ногу. Пытаясь выбраться из-под тела, я упирался изо всех сил, но руки скользили по мокрому полу.
Вдруг сзади по спине будто кто-то легонько пнул. За доли секунды пронеслись мысли, что это Плеш, торопивший меня, но он только поднимался на ноги, приходя в себя. Второй удар, уже более сильный, придал мне сил. Мигом освободившись из-под тела, я встал и обернулся, никого. Сунувшись к лестнице, я увидел, что калитка закрыта. Не понимая что происходит я, отошел к стене и опустился на пол. В голове крутились мысли об убитом парне, закрытой калитке и что скоро менты приедут, оформят нас и отправят в места не столь отдаленные. Мои раздумья прервал Плеш, он пятился от меня, монотонно бубня себе под нос и отмахиваясь руками.
Боковым зрением я увидел ноги. Вскочив в три прыжка, я очутился рядом с товарищем. Зрение, привыкшее к темноте, выдало мне причину страха Плеша. Как оказалось, я облокотился не на стену, а на помост, на котором сейчас кто-то сидел. Существо напоминало человека, только руки короткие. Лица в темноте не было видно. Лишь два огонька глаз, как у кошки, мерцали в темноте. Существо просто сидело, не двигаясь и не издавая ни единого звука, я уж было подумал, что это статуя, как внезапно оно заговорило. Голос глухой, будто из-за стены, сказал нам, что за то, что мы его потревожили, он возьмет с нас плату, в виде пальцев. Кто лишится их, не важно. В этом месте я потерял сознание.
Очнулся, когда свет солнца с лестницы проникал вниз. Рядом никого не было. Вскочив на ноги, я поспешил покинуть это место. Добравшись до ночлежки, я нашел пьяного Плеша. Он был не в состоянии связать пару слов. Сипа сказал: "Плеш прибежал ночью, крича, будто на вас напал мертвец и требовал пальцы. Он наврал, что мертвец набросился на тебя и начал тебя грызть. Воспользовавшись моментом, Плеш убежал..." Примерно через неделю мы нашли Рябу, он лишился рассудка, постоянно хихикая, показывал всем беспалую руку...
Правда или нет - решать Вам. По мне, так правдоподобно. Ведь Егор, рассказывая это, жутко нервничал, постоянно озираясь по сторонам.
Кота никогда и никто не касался.Бутылки и камни...
Кота никогда и никто не касался.
Бутылки и камни бросали в него.
Водой ледяной поливали из шланга.
Пытаясь прогнать со двора своего.
И лапы ему защемляли дверями,
Когда он пытался войти в чей-то дом.
Страдая от боли, зализывал раны
Уже много раз он под чьим-то окном.
Но все удивлялись, насколько отважен
Был этот невзрачный уродливый кот.
И если из шланга его поливают —
Он мокнет покорно, но не отойдёт.
И даже когда в него что-то бросали,
Он тёрся о ноги о ласке прося.
Увидев детей, он бросался за ними.
Мечтал о заботе, да только вот зря...
Не мог он понять, почему в целом мире
Не встретить того, кто бы смог приютить.
И хоть он уродлив и грязен снаружи,
Но с чистой душой и умеет любить.
Однажды кота покусали собаки,
Что жили напротив в соседнем дворе.
Послышался лай и о помощи крики.
Спустился я вниз — кот лежал на земле...
Уродливый кот был ужасно искусан,
Всё тело в крови. Он почти умирал.
Пытаясь укрыться от страха и боли,
Свернувшись в клубок, неподвижно лежал.
Он знал — наступает конец грустной жизни.
И след от слезы пересёк его лоб.
Я нёс его в дом, он хрипел, задыхался.
Мне стало вдруг плохо, меня бил озноб...
Я чувствовал то, как ему было больно.
И как тяжело ему просто вздохнуть.
Но вдруг он к лицу моему потянулся
И робко меня попытался лизнуть.
От слёз задыхаясь, к нему я прижался.
Прильнул он к ладони моей головой.
Его добрый глаз вдруг ко мне повернулся —
И кот замурлыкал, почти неживой...
И даже сквозь самые сильные боли
Просил этот кот лишь о капле любви.
О капле сочувствия, что в этой жизни
Мы доброе сердце сберечь не смогли.
Я в этот момент неожиданно понял,
Что самый красивый и любящий тот,
Кто смотрит сейчас на меня, умирая,
Обычный уродливый уличный кот.
Впервые он чувствовал чью-то заботу.
Нашёл он того, кто сумел полюбить.
И счастлив, что встретил того, кто смягчает,
А не пытается боль причинить…
Он умер чуть раньше, чем мы были дома.
Я сел у подъезда с котом на руках.
Держал его долго, пока не стемнело.
В душе поселились тревога и страх.
Ведь я осознал, что несчастный калека
Меня изменил за один только миг.
Он мне сообщил о страдании больше,
Чем тысячи лекций, уроков и книг.
Он мне расцарапал не тело, а душу.
И пусть в моей жизни немало забот,
Но я к одному только буду стремиться —
Учиться любить как,
Уродливый кот.
Умка и Умка 😃 Белоснежные очаровашки и их мамочка 🙏🏻
Умка и Умка 😃 Белоснежные очаровашки и их мамочка 🙏🏻
Свежие комментарии
