Все, официально заявляю - ЭТО лучшее, что я видел в жизни! ?
Все, официально заявляю - ЭТО лучшее, что я видел в жизни! ?
Внезапно поддержка пришла, откуда не ждали!
Внезапно поддержка пришла, откуда не ждали!
Стася Устраиваясь на работу, я, конечно, отдавала...
Стася
Устраиваясь на работу, я, конечно, отдавала себе отчёт, что она опасна для жизни. Летом в маленькой детской библиотеке всегда есть риск умереть от скуки. Но в небольшом провинциальном городишке, где только что встали несколько крупных заводов, выбирать работу не приходилось. Мои родители считали, что это шанс, да и, по правде говоря, я была того же мнения, хоть и не испытывала особого энтузиазма.
Одноэтажное здание библиотеки находилось в пятидесяти метрах от моего дома, и это был несомненный плюс. Я часто ходила туда в детстве, брала книги, писала сочинения и рефераты. И одна из моих коллег даже меня помнила. Её звали Александра Ивановна, она вместе со мной занималась выдачей книг. Очень уютная и добродушная женщина. С читальным залом же управлялась Инесса, высокая строгая дама, похожая на актрису Мэгги Смит. Ей было лет шестьдесят, и она просила не старить её отчеством. Я заполняла читательские формуляры, выдавала книги, по расписанию дежурств занималась уборкой. Ничего особенного — простые и скромные обязанности за очень скромную зарплату.
Самым страшным в этой работе оказалось время. Напротив моего стола под самым потолком висели часы и каждый день, каждый час, каждую минуту издевались надо мной. У этих часов были самые ленивые стрелки в мире. Я даже хотела их снять, но стремянки в библиотеке совершенно не водилось.
Конец мая был сравнительно бодрым: вереницей тянулись школьники с русской классикой, взятой, очевидно, на уроки литературы. Начало июня — почти скучным. За книгами на летнее чтение заходили только особо сознательные ботаники. Сознательных было человек пятнадцать на небольшой спальный район с тремя школами. После них начался «мёртвый сезон». Мёртвый во всех отношениях. К нам почти никто не заходил, а от адской жары и ужасной скуки хотелось в петлю. Коллеги мои гоняли чаи в читальном зале, а я чай в жару не пила, разговоров о внуках и грядках поддерживать не умела, а потому коротала время за всякими монотонными занятиями вроде вязания и гипнотизирования стрелок часов.
Редкие посетители заходили сделать ксерокс с документов в читальном зале. Ещё заглядывала подружка Инессы, бравшая книги для внука. И светловолосая девочка Стася. Стася заставила меня понервничать — я не нашла её формуляра ни по фамилии, ни по возрасту, хотя она утверждала, что давно сюда ходит. Пришлось завести новый. Она взяла рассказы Драгунского. Знаете, я даже на стуле подпрыгнула от неожиданности. Сейчас ведь дети совсем другое читают. Потом пришла снова и взяла «Волшебника Изумрудного города». Потом «Урфина Джюса», «Приключения Самоделкина и Карандаша», «Чёрную курицу»… Она приходила раз в три-пять дней. Мне казалось, что для десятилетнего ребёнка она читает очень быстро. И всегда она пыталась завязать со мной разговор, поделиться прочитанным. Как будто ей не хватало компании, не с кем было поговорить. Я была только рада: без присмотра за часами время текло куда быстрее. Она мне жаловалась на скуку, я её отлично понимала — в общем, мы нашли друг друга. Я советовала ей книги, из таких, старых, она радовалась. А ещё потом мы обязательно в каждый её визит стали играть. На дальнем столе лежали старые и хорошенько уже потёртые настольные игрушки из моего детства, даже и не знаю, как объяснить… чёрт… в общем, кидаешь кубик и ходишь фишками. Кто первый дойдёт до финиша — у того и победа. Ностальгия…
Она была такая славная девчушка, вежливая и смышлёная. Интересовалась всем на свете. Хватала меня за руку и, проникновенно глядя в глаза, говорила: «Ты ведь меня не бросишь? Ты всегда будешь тут, со мной?». Конечно, я ей обещала, куда я денусь.
14 июля — я хорошо запомнила, потому что это была суббота, короткий день, — после того, как за Стасенькой закрылась дверь, рядом со мной материализовалась уютная Александра Ивановна и, больно схватив за руку, потащила меня в архив читального зала. Там в углу комнаты за накрытым столом сидела хмурая Инесса. Она меня долго, а главное, беспредметно ругала. Я терялась в догадках и перебирала в уме пункты должностной инструкции, которые могла нарушить. Но объяснение превзошло все ожидания. Де подружка-то моя мёртвая давно, и в среднем каждые четыре дня на протяжении месяца я выдаю книжки трупу. Инесса рассказала мне душераздирающую историю о том, что-де моя Стасенька лежала в больнице, а сюда приходила за книгами, пока её не сбила машина.
— Лет пятнадцать назад это было. И вот до сей поры ходит. У нас так часто меняются библиотекари поэтому, — Александра Ивановна качала головой. — Мы-то с Инкой привычные, не обращаем на неё внимания.
— Рядом же церковь, какие привидения, — я с усилием выдавила из себя смешок.
— Так она и не в церковь же ходит, милая.
Сначала я подумала, что старухи окончательно выжили из ума. Но вместе, как известно, только болеют гриппом, а с ума сходят поодиночке. Потом я решила, что они меня разыгрывают. Эта версия была ещё более хрупкой, чем всеобщее помешательство. Это были не те люди, чтобы так глупо шутить.
Я предельно вежливо поблагодарила их за предупреждение и сбежала домой. Пила холодный чай, лазила в интернет, читала, чёрт, смешно даже, про привидений. Конечно, в сети всё больше всякая чушь. Конечно, ни слова о мёртвых девочках, посещающих библиотеки. Хотя может ли быть сама мысль об их существовании в реальном мире адекватной? Много думала. Стася приходила примерно в одно и то же время, всегда в одной и той же одежде. Я почему-то никогда на это не обращала внимания. Но разве это подтверждает то, что она труп? А ещё у неё были тёплые руки. По-моему, у привидений не может быть тёплых рук — во всех фильмах ужасов, если ребёнок с чертовщиной, то он непременно холодный. Боже, сама не знаю почему я в мыслях так цеплялась за эти тёплые руки. И почему уволилась моя предшественница, я никогда не интересовалась — я для себя решила, что она просто нашла место с лучшей зарплатой.
Потом позвонила подруге. Было уже за полночь, но я столько всякого надумала... Я сбивчиво обрисовала ситуацию, и она злым сонным посоветовала мне купить дробовик, пару пачек соли и позвонить братьям Винчестерам. Но наутро всё же пришла ко мне. С порога посмотрела мне в глаза, посоветовала пить меньше, в том числе чай, и присмотреться к какому-нибудь персену. Или глицинчику хотя бы. Ещё она подала дельную мысль: а что, если я на самом деле не понравилась этим милым благообразным тётушкам, и они решили страшилками заставить меня уволиться и освободить место для какой-нибудь их знакомой?
Как это всё было просто и логично! Спасительная соломинка. Тогда я решила поймать девчонку на чём-нибудь — она явно была их сообщницей. Проследить за ней, в конце концов.
В понедельник я, как ни в чём не бывало, вышла на работу, а во вторник Стася пришла снова.
— А ты живёшь где-то поблизости? Так часто ходишь к нам, — как можно более дружелюбно спросила я.
— Нет, — девчушка вздохнула. — Лежу в больнице, живот часто болит. Врачи и мама говорят, это потому что ем всухомятку.
— А шоколадки тебе можно? — я протягивала ей «KitKat».
Стасенька залилась краской, поблагодарила меня, взяла книгу, шоколадный батончик и вышла. Я приникла к мутному окну и смотрела, куда она идёт. Перешла через дорогу, потом в покосившиеся больничные ворота, и через мгновение скрылась за пышным бурьяном. Я выскочила на улицу и подбежала к воротам. Вокруг было ни души. Заброшенная уже десять лет как детская клиническая больница скалилась на меня битыми стёклами окон.
Я вернулась в библиотеку. Хотела позвонить подруге, но все слова мерзким комом стояли в горле. Сидела, смотрела на часы. А потом решилась. Решилась сама сходить туда, убедиться, что надо мной по-идиотски шутят, что меня выживают с работы.
Я не из тех, кто любит лазить по заброшенным зданиям. Я страшная трусиха, я боюсь порезаться о битое стекло, встретить агрессивных наркоманов или злого сторожа. Но теперь страх был повсюду — он загнал меня в угол, всего за несколько дней лишил покоя, вкуса еды, счастья приятных мелочей. Я никогда не верила в привидений, домовых и прочие сверхъестественные силы. Я никогда не была религиозной. И суеверной тоже не была. Сама не понимаю, почему я им поверила и так вцепилась в эту историю. Может быть, из-за тех глупых обещаний?
У больницы не было злого сторожа, и злых наркоманов там тоже явно не водилось. На стенах со вздыбившимся кафелем никто ничего не писал, не валялось иного мусора, кроме строительного, и всяких медицинских бумажек. Всё было усеяно пустыми бланками для анализов и пылью. Такой густой и серой, как будто кто-то тонким слоем рассыпал цемент. Из-за неё казалось, что внутри совершенно нет цвета, всё серое и чёрно-белое. Было очень тихо и прохладно. Я методично ходила из одного блока в другой, заглядывая в каждую палату. Не знаю, что я там искала, не знаю, что я там забыла. Удача посетила меня на последнем третьем этаже. Хотя удача ли? В одноместной палате на чистой тумбочке, стоящей рядом со ржавой покорёженной сеткой от кровати, лежали «Приключения Чипполино», сегодня выданные мной Стасе. На книге лежала нетронутая шоколадка. Всё нормально, девчонка отнесла книгу сюда, почему-то не съела шоколадку. Подумала так и осеклась, повернулась ко входу, осветила пол фонариком. Сердце ухнуло куда-то вниз: на полу в пыли были только мои следы. И вообще, во всей больнице были только мои собственные следы. От этой мысли я чуть не сократила путь через окно.
Не помню, как прибежала домой. Очнулась только перед часами в спальне. 17:15. Нет, не может быть. На мобильном 17:14. На компьютере 17:15. Невозможно, нереально, невообразимо. На телефоне было 17:01, когда я ушла с работы и двинула в больницу. Могла ли я обойти три этажа в трёх крыльях больницы за 10 минут? Даже бегом — вряд ли. Могло ли время остановиться? Могла ли я сойти с ума? Я не знаю. Вокруг одни вопросы, но нет ответов.
Пришёл отец с работы, мягко пожурил за то, что не купила хлеба, и ушёл в магазин. Я лежала в своей комнате и смотрела на часы — теперь 18:36. И снова 18:36. И через целую вечность снова 18:36. Мир вдруг затих и посерел, словно покрылся той цементной пылью, всё остановилось. Я испугалась и начала звонить подруге. Со звуком её голоса вернулся цвет, засвистел чайник на кухне, моргнул дисплей часов, меняя минуты.
Вечером, когда совсем стемнело, я стояла на кухне и смотрела на больницу. В одном из окон третьего этажа загорелся неяркий свет, как будто кто-то включил кварцевую лампу. В окне стояла девочка и махала мне рукой. От неожиданности я уронила стакан с чаем. Звук разбившегося стекла вывел меня из оцепенения, только, клянусь, он был не сразу. Я уронила стакан, долго смотрела на Стасю, очень долго, только потом раздался звон.
Через пару дней Стася попросила, чтобы я её больше не навещала в больнице, что врачи ругаются. Я сбежала из библиотеки, сбежала, не отработав положенных после увольнения двух недель. Меня, как ни странно, поняли. Теперь я стараюсь всегда быть на людях, потому что когда я остаюсь одна, я проваливаюсь куда-то в безвременье, в её серый мир, покрытый песком и пылью, там нет ничего — нет вкуса, нет запаха, нет звука. Только страх. Я очень боюсь.
Свежие комментарии
