Еще их там не хватало!

Показать полностью (2)

Солнышки

Я часто вспоминал старую питерскую коммуналку, в которой прошло моё детство. Тот очень красивый и очень ветхий дом, где она находилась, двор-колодец, тёмную арку, через неё мы выныривали из своего сумрачного мирка в большой шумный город.

Мои родители поселились там после смерти бабушки, которая, в свою очередь, получила эту квартиру сразу после войны, переехав из Москвы. И моё детство в восьмидесятых годах прошлого века было по-настоящему счастливым. По соседству с нами жила такая же молодая семья с мальчиком моего возраста, с ним мы быстро нашли общий язык и подружились. Звали его Димкой. Он был очень спокойным и не особенно любил активные игры, в которые мы с другими ребятами играли во дворе. Зато у него была целая прорва книжек, и он отлично рисовал, чему с удовольствием учил меня, хотя я и оказался весьма криворук. Позже, в старшей школе, Димка переключился на поэзию и писал немного странные и «наркоманские», но однозначно талантливые стихи. Увы, примерно в это же время моя семья переехала в район-новостройку, у меня появились две сестры-близняшки, начались подготовительные курсы в институте, и связь с Димкой мы потеряли. Потом, как мне рассказали, его семья тоже куда-то уехала. Мне так и не удалось отыскать его контактов, хотя я очень скучаю по нему и по тем дням, когда мы были друзьями. 

Димкина комната была гораздо интереснее нашей. Там стояли старые тёмные шкафы, забитые книгами — наследство димкиного дедушки — а в закутке между одним из них и стеной помещалась димкина кровать. Получалось такое гнездо, которое мы дополнительно занавешивали пледом и сидели там как в домике. Димка рассказывал мне всякие истории, которые вычитал в дедовых книгах, и в этом пыльном полумраке они звучали особенно здорово. 

В центре комнаты стоял круглый стол с несколькими разномастными стульями. За этим столом мы рисовали, готовили уроки, под ним прятались, свешивая скатерть до самого пола и получая потом по ушам от димкиных родителей. 

В общем, это и правда было очень счастливое время. Но я отвлёкся. Я хотел рассказать об одном зимнем вечере, который запомнился мне особо. 

Нам было, кажется, лет по десять. До Нового Года оставались считанные дни, и родители наши часто убегали в гости к друзьям, оставляя нас как больших вдвоём иногда на целую ночь. Мы жутко гордились таким доверием и вели себя хорошо. Соседка тётя Катя кормила нас разогретым ужином, который наши мамы готовили заранее, а потом мы оказывались предоставлены сами себе. Мы никогда не скучали, можете мне поверить.

И вот этим вечером мы засиделись допоздна. Родители обещали быть только на следующее утро, так что мы не особенно торопились ложиться. За окном падал снег, в комнате сонно тикали часы. Мы сидели за столом, включив только лампу над ним, и рисовали танковое сражение. Точнее, я рисовал, а Димка меня консультировал, стремясь придать моей мазне историческую достоверность и хоть какую-то художественность. Стемнело быстро, по углам комнаты залегли плотные тени. Странно, но мы никогда не боялись этих теней, да и вообще темноты в нашей квартире. Даже после этого случая.

— Всё, я устал, — сказал я, отодвигая от себя альбом и откидываясь на стуле. — Давай, может, в домино партию?

Димка пожал плечами и полез в комод за коробкой с домино. Мы поиграли с полчаса, затем я решил всё-таки дорисовать картинку. Придвинул к себе альбом… и обнаружил нарисованное над полем сражения солнышко. Обычное такое, жёлтенькое и немного кривое, с толстыми лучиками-сосисками. Несмотря на всю мою посредственность в рисовании, этап таких вот солнышек я прошёл ещё во втором классе. Димка так ещё раньше. Оставался вопрос — кто нарисовал это солнышко, если мы в комнате только вдвоём? 

— Дим?.. Это что?

Димка придвинул альбом к себе.

— А, это Саша пришла.

— Кто?..

Димка пожал плечами.

— Саша. Она тут живёт. Жила.

Я ведь говорил уже, что мы никогда не боялись темноты и лично я, не знаю как он, считал эту квартиру самым безопасным местом на земле? Так вот, в этот момент мне впервые стало как-то не по себе, и я придвинул стул поближе к столу, прижавшись к нему животом так, что стало даже немного больно.

— Какая Саша?

— Обыкновенная. 

— Димка, блин! 

Он улыбнулся.

— Ладно, ладно. Нетерпеливый ты, как я не знаю что. В общем… Саша и её родители жили в этой квартире раньше. В той комнате, где сейчас тётя Катя. Потом случилась война и блокада. Сашин отец ушёл на фронт, а мама работала на заводе. Иногда её не было дома долго, по нескольку дней. И Саша приходила сюда, к моему дедушке. Он тогда тоже был маленький. Они сидели вместе и рисовали. Ну, ты понимаешь, красок у них, конечно, не было, как и бумаги, так что рисовали угольками из печки на чём придётся. Где-то у деда была книжка, в которой они разрисовали страницы. Он её очень бережно хранил и пару раз давал мне смотреть. Ну вот, потом случилась та самая холодная и тяжёлая зима, когда куча народу умерла. Саша, к сожалению, тоже тогда… умерла. 

Он вздохнул, укусил себя за нижнюю губу и как-то весь съёжился. Потом снова вздохнул и продолжил.

— От голода, как и многие. Дедушка видел её в последние дни, когда она уже не могла встать. Он сам приходил к ней. Ей было очень холодно и очень темно. И он приносил ей угольки, а она рисовала солнышки. Говорила, что угольки от огня получаются, значит, солнышки их них выходят настоящие, и ей тепло. В общем, потом, когда война уже кончилась, её родители уехали из города куда-то в Дальний Восток. В комнату въехала семья тёти Кати. А следующей же зимой начали появляться солнышки. Обязательно поздним вечером или ночью, на любом листе бумаги, чем подвернётся нарисованные. 

Димка снова посмотрел на картинку и продолжил:

— Я давно это заметил. И привык. А что, она тоже… Маленькая. Пусть рисует. Мне не жалко. Знаешь, я с ней разговариваю иногда. Она не отвечает, но я знаю, что слушает. И ей так не страшно.

Я молча смотрел на него и не мог найти, что же ответить. До этого дня я не очень-то верил во всякое такое. Ну, конечно, здорово было в тёмной комнате травить всякие байки про мертвецов в подвале и призрак замученного старшеклассника в котельной, но уходя, я всегда помнил, что на улице светит солнце, пол скрипит потому, что дом старый, а тени в углах — всего лишь тени. 

— Не веришь? — вопрос Димки заставил меня вздрогнуть.

— Не знаю, — честно признался я в ответ.

— Я сейчас её попрошу. Саш, нарисуй ещё одно. Пожалуйста.

Он выдрал из альбома лист, подвинул его поближе к пустующему стулу, что стоял напротив меня. Мы стали ждать. Димка спокойно, а я заворожено глядя. 

На листе бумаги медленно стало появляться жёлтое кривобокое солнышко с толстыми сосисками-лучиками. Будто маленький ребёнок рисовал пальцем, испачканным краской. 

Кажется, рот у меня открылся сам собой. Стул был совершенно пуст, никто не трогал красок, но солнышко — вот оно. Мне не было страшно, нет. Мне было… Сейчас я вряд ли смогу описать то, что почувствовал тогда. Я хотел что-то сказать Димке, но он прижал палец к губам.

— Тссс, тише.

В тишине мы услышали едва различимые шлёпающие шажочки по деревянному полу, удалявшиеся от нас к двери. Не знаю, что вынудило меня сделать это, но я сорвался с места и кинулся следом:

— Саша, постой, Саша!

Но всё, что я нашёл у двери, были следы маленькой детской руки, испачканной в жёлтой краске, на дверном косяке. 

— Она никогда не остаётся. Нарисует, посидит и уходит. Не знаю, почему. Если завтра пойдёт снег — она снова придёт. Дедушка говорил, она не любит, когда идёт снег. Она ведь тогда, ну… умерла. 

Я стоял и молча смотрел на отпечаток возле двери. 

С тех пор она приходила ещё не один и не два раза. Мы привыкли. Даже специально оставляли для неё краску и чистую бумагу. А потом бережно прятали солнышки в специально купленную для этого папку. Их накопилось много, но и папку мы выбрали большую.

А сейчас я стою на пороге той нашей квартиры. Я купил её неделю назад. Мне плевать, что там нет ремонта и почти нет мебели. У меня с собой уже порядком потрёпанная чудом уцелевшая в переездах папка с рисунками. Я пойду в ту комнату, куда приходит Саша, и развешу по стенам её солнышки. Ведь сегодня гидрометцентр обещал обильные снегопады.

Лохматик

В 1986 году мы с мужем совершенно «выдохлись» в материальном отношении. Супруг мой зарабатывал немного, а у нас были две дочки, да ещё младшая часто болела. Из-за неё у меня с работой всё время не ладилось — я устраивалась в одно место, потом увольнялась, ухаживала за ребёнком, находила новую работу. Так вот и оказалась в промкотельной — там по тем временам платили неплохо.

Работа моя заключалась в том, чтобы закачать уголь в бункеры и откачать шлак из зольников. И вот однажды пошла я закачивать уголь на третий этаж и стала чистить желоб, по которому будет уголь ссыпаться на конвейерную ленту. Слышу — снизу кто-то по трапу идёт, грузно так. Я подумала, что к нашей лаборантке любовник идёт (она этим грешила). Шаги подходят всё ближе и ближе, уже совсем рядом, а никого не видно. Жутко стало... Я пошла к лаборантке — её дверь была рядом. Она говорит: «Показалось, наверное». Время было около девяти вечера. На том всё тогда и кончилось.

Прошло несколько дней. Снова я пошла закачивать уголь. Было десять часов вечера. Слышу — в углу кто-то чихнул. Я опять побежала к лаборантке. Проверили с ней всё — никого нет. А время почти то же самое, что и в предыдуший раз.

Прошло ещё несколько дней, я направилась откачивать шлак. Спускаюсь по лестнице со второго этажа на первый и сразу же у дымососа вижу существо, похожее человека. Ростом приблизительно 2,5 метра, тело покрыто шерстью светло-коричневого цвета, глаза жёлтые, очень светлые, телосложение крепкое. Стояли мы так и смотрели друг на друга секунд пять — десять. Я почему-то совершенно не испугалась, а оно, напротив, глядело испуганным. Потом, не поворачиваясь, стало отступать вправо и… исчезло. Я ещё на его ноги успела посмотреть: ступни как у человека, но такие большие!

Вскоре я заболела — у меня пропал голос. Врачи сказали, что это от угольной пыли и сквозняков. Меня перевели работать в отдел технического контроля. Когда я рассказала о «лохматике» рабочим, они посмеялись и не поверили. Только кто-то заметил: «Ты прямо как Тоня Еремеева. Она как делает регенерацию, у неё тоже лохматенький какой-то в углу сидит да на неё смотрит».

Лет через десять мне снова пришлось вернуться в промкотельную, на этот раз лаборанткой. Думаю, ещё тогда, в 86-м, не приняли меня «жители» котельной — все ломалось, рвались цепи, ленты у конвейера и так далее. И тут такая же чехарда началась: насосы разваливались, оборудование без конца ломалось, подвал затапливало, автоматика отказывала. Опять, видать, не ко двору пришла. Однажды начальник в отчаянии сказал: «Да что ж это такое!». Я ему рассказала про случай со мной. И тогда он полушутя-полусерьёзно сказал: «Наверное, батюшку надо пригласить». На следующую смену я принесла святой воды и из опрыскивателя всё обрызгала. С тех пор, тьфу-тьфу, всё наладилось.

Тяжёлые же времена тогда были, на самом деле

Вот такие вот законы...

Ширина дома Wedge в Шотландии чуть больше самой двери, всего 120 сантиметров. Дальше вглубь дом расширяется до 3,3 метра. Дом занесён в Книгу рекордов Гиннеса.

Адалии Роуз 11 лет. Девочка из Остина (штат Техас) страдает редчайшим генетическим заболеванием — детской прогерией, или синдромом Хатчинсона...

Показать полностью (3)

Самый умный ребенок в мире.

Эксперты Центра одаренных детей, находящегося в английском городе Солихалле, в 2009 году признали 2-х летнего Оскара Ригли самым умным в мире. Коэффиицент IQ Оскара равен 160 баллам, что равняется показателю самого Альберта Энштейна. С трехмесячного возраста за Оскаром наблюдали просто сверхъестественные умственными способностями. Оскар владеет удивительным словарным запасом и прекрасно строит предложения, а недавно он подробно рассказал своей матери о репродуктивном цикле пингвинов, чем поразил не только ее, но и ученых, узнавших об этом. Знаменитый оксфордский клуб "Менса", объединяющий людей с высоким уровнем интеллекта, уже принял мальчика в свои ряды.

На двоих еще больше выйдет

Показать полностью (4)