📌5 апреля ( пятница)
г. Никольск в ЦДК с 9-18.
Приглашаем!
#r

Доброй ночи, Никольск❤

Типичное селфи для семейного чата в ватсапе. Любите друг друга.

«Это же...»

Ездил вчера помочь родственникам по бытовым делам в их квартире. Провёл там пару часов, попрощался, вошёл в лифт и спустился на первый этаж. Там у лифта стояли два школьника лет десяти, ничем не примечательные, в жилеточках, с ранцами больше их самих. Я вышел, они пробормотали что-то вроде формального «здрасьте» и зашли в лифт. Я уже было направился к двери подъезда и вдруг услышал, как один из школьников сказал: «Хватай, это же...» — и произнёс мою фамилию. 

Тут стоит сделать небольшое отступление и сказать, что фамилия у меня не Иванов-Петров-Сидоров, а длинная, сложно выговариваемая, польского происхождения. Ударения на правильный слог я за свою жизнь слышал раза два всего. Тут же фамилию произнесли четко и ясно, без запинки.

Я резко обернулся и увидел, что школьники неподвижно стоят и смотрят на меня, на лицах у обоих странные окаменелые улыбки. Так стояли, наверное, секунды три, не больше, и за это время меня пробрало до мурашек — я успел взмокнуть, как будто марафон пробежал. Когда же дверь лифта закрылась и он поехал наверх, у меня «сорвало крышу», и я побежал вверх по лестнице. Лифт там достаточно старый и шахта огорожена решеткой, так что его было прекрасно видно. В итоге я параллельно с лифтом добежал до четвёртого этажа, где он остановился и открылся. Внутри никого не было.

После этого сидел на скамейке на улице и час приходил себя, потом зашел обратно в подъезд, чтобы посмотреть, есть ли там камеры, но это старая советская девятиэтажка, их там отродясь не было. 

Итого — что это за чертовщина была?..

Граница

Я служил на границе в далеком 1988 году на 18-й пограничной заставе «Гаудан» Бахарденского отряда, в школе инструкторов службы собак, что в Средней Азии. В том году, когда я получил щенка немецкой овчарки, всех собак надо было называть на «П». Я назвал щенка «Пёса».

Пёса вырос толковым и смелым напарником. Время шло, все было спокойно. Но вот стали у нас на границе происходить странные дела. Исчезли два патруля, которые дежурили в районе старых развалин. Там проходила вспаханная полоса, граница СССР. На полосе были хорошо видимые свежие следы медведей — грешили на них. Конечно, была версия о дезертирстве, но факты не подтвердились. 

И вот как-то вечером тревога — нарушена государственная граница СССР! Нужно было срочно принять меры для задержания нарушителя. «ГАЗ-69» быстро довез нашу небольшую группу до границы леса. Я как старший инструктор, Пёса и пара «салаг» для солидности. Мы считали, что, скорее всего, опять медведи шастают — однажды мы на них уже нарывались. Но надо было проверить. 

На полосе опять были свежие следы медведей. Мы решили разделиться: я пошел вниз по реке в сторону развалин, «салаги» — наверх. Прошли мы где-то километр по течению реки, как вдруг собака взяла след. След абсолютно точно вел в сторону древних руин. Мы с Пёсой почти дошли до развалин (это почти три километра от реки), и тут я увидел прямо на границе леса крадущийся силуэт. Человек. Высокий, спортивного телосложения, одежда темная, на спине небольшой рюкзак. Что-то явно было не так с его ногами или обувью... Тогда я не смог рассмотреть точно, в чем дело.

Человек медленно вышел из леса и пошел к остову какого-то старого здания (там фактически один кирпичный фундамент остался), шел осторожно, но даже не оглядывался — явно не ждал преследования. Я прислонился к стволу дерева и наблюдал за ним. Пёса лежал у ног и шумно дышал. Я боялся, что человек нас заметит или услышит, но ничего подобного не произошло. Мужчина спокойно уселся на фундамент и стал переобуваться. На ногах у него было что-то, похожее на сапоги из медвежьих лап, или даже просто выделанные медвежьи лапы. Из рюкзака он достал обычные высокие ботинки, обулся, не спеша начал их зашнуровывать. «Лапы» он аккуратно убрал в рюкзак. Ясно, нарушитель.

Сняв с предохранителя автомат, я вышел из-за дерева и громко закричал: 

— Вниз! Оружие — на землю!

Я даже не заметил, как в его руках оказалось оружие, услышал уже только выстрелы. Стрелял он навскидку с бедра, но не это спасло мне жизнь той ночью, а Пёса. Собака метнулась быстрее молнии — даже на тренировках она никогда не бегала так быстро. Было три выстрела. Одна пуля пробила мне руку навылет — рана несерьезная, но болезненная, — а две другие попали в собаку. Несмотря на ранение, овчарка опрокинула диверсанта на землю и держала его за горло, пока я не подошел и здоровой рукой не врезал ему прикладом по морде. Он отрубился.

Разорвав майку, я кое-как сделал себе перевязку руки и тщательно перевязал собаку. Песик был очень плох. Скулил и тяжело дышал. Одна пуля лишь поцарапала голову, но другая, похоже, пробила легкое. По инструкции я должен был пристрелить собаку и доставить нарушителя на заставу. Эта задача была абсолютно приоритетна. Там бы мне выдали другого щенка. Да и Пёса ещё мог выжить — шанс был, если срочно доставить его в госпиталь. Неужели я поставлю свою карьеру под удар, нарушу инструкции и, возможно, присягу ради собаки? Нет. Но ради Друга — да.

Связав «Джона» ремнем (я про себя назвал нарушителя «Джон», хотя он был абсолютно азиатской внешности; я решил, что он, вероятно, американец, ну так принято было), я несколькими сильными пощечинами привел его в чувство. Он хмуро посмотрел на меня, потом уставился перед собой, но взгляд был четкий и ясный — сотрясения нет.

— Американец? — спросил я.

— Ага, мексиканец, бл***, — он сплюнул.

Говорил по-русски он абсолютно без акцента. О чемто задумавшись, он вдруг начал резко бледнеть — это я увидел даже при свете луны, довольно ярком.

— Время!

— Что — время?

— Ты меня вырубил, я сколько валялся? Сколько сейчас времени?!!

Он сорвался не то что на крик, а даже на визг. Может, шизанутый? Или придуривается, чтобы понизить бдительность? Ну либо все-таки прикладом ему хорошо «прилетело»...

— Ну, около двенадцати, наверное. Тебе-то что?

— Полночь, мать твою, полночь! Я уже в городе должен был к этому времени быть, дебил ты конченый! Уходим, уходим быстро!!!

— А ты чего разверещался-то? Я без собаки никуда не пойду. Сейчас придумаю, как ее нести, тогда и пойдем. Рации у меня нет, спешить некуда, нам почти четыре километра топать. 

— Не понимаешь, да? Я из местных, сюда даже шаманы ночью не ходят! Ты хоть знаешь, где мы находимся?

— Среди каких-то развалин, а что?

— «Развалины»! Просто «развалины»?! Да ты совсем долбанутый! Сейчас не уйдем — не будет ни меня, ни тебя, ни твоей блохастой твари! Все здесь останемся, как другие! Пусть меня лучше сто раз расстреляют... Уходим!!!

— Я уже тебе все сказал. А твои сказки мне не интересны.

— Да какие, нахрен, сказки! Хрен бы я по этой дороге ходил, если бы это не самый короткий путь в город был. Никто по этим руинам не ходит! Нельзя, нельзя, понимаешь ты, здесь после полуночи быть! У вас же патрули пропадали, да?! Я знаю! Думаешь, я их убил, или из наших кто-то? Нет! Они меня выслеживали ночью и привал тут устроили! Теперь все, нет их, не ищите! Они с ними... И вообще ты, ты... ты права не имеешь, ты обязан меня в часть доставить! Я все расскажу, хочешь, возьму на себя убийство патрульных ваших, мне все равно... Только уходим!

Когда долго работаешь с животными, перенимаешь какие-то их черты, даже ощущения. И тут я чувствовал... страх, смертельный страх. Шпионов хорошо готовят, и с артистизмом у них все в порядке, но такой взгляд затравленного зверя подделать невозможно. «Джон» боялся, боялся больше смерти того, что скрывается в этих развалинах. Я попытался положить Пёсу на плечи. Меня шатало из-за кровопотери — я никак не мог нести собаку и держать на прицеле «Джона». Но надо было уходить. Я не то чтобы поверил ему, но чувство тревоги все нарастало. Даже лунный свет изменился, стал каким-то не таким. Я все списал на кровопотерю — да и мало ли чего ночью привидится...

— Режь ремень! — «Джон» вытянул вперед связанные руки.

— Может, тебе еще и автомат дать? Что скромничать?

— Режь. Ремень. Я. Понесу. Собаку, — он говорил так, как будто выплевывал слова. 

У меня иного выхода не было. Когда нас найдут, неизвестно — а Пёсе нужна операция срочная.

Я перерезал ремень штыком. «Джон» аккуратно взял собаку на плечи и понес в сторону леса.

— Учти, хоть раз рыпнешься — пристрелю. И мне пофигу на инструкцию. 

— Да уж, это я заметил. Собаку вот в часть тащишь... Сам себе срок несешь. Ты хоть знаешь, сколько этим поступком ты инструкций нарушаешь? Ты меня стеречь обязан. Я, блин, ценный, — он сплюнул. — Ради тебя же стараюсь.

— Неси давай. Остальное не твое дело.

Мы медленно шли в сторону леса. Погода резко испортилась, стало очень холодно и зябко. Собака стала поскуливать все громче и громе, уже перейдя фактически на тихий вой. Я решил, что это от боли. И вдруг, я вам клянусь, я услышал песню, как будто множество голосов выводят «акапелла» заунывную мелодию. Я не мог разобрать слов, но мне очень хотелось остаться, остановиться, пойти к ним — и слушать, слушать их голоса вечно. Тряхнув головой, я сбросил наваждение и увидел, что «Джон» уже бежит в сторону леса. Я не стал его окликать, а побежал вслед за ним.

Мы благополучно прибыли на заставу, Пёсе сделали операцию, все было нормально. Начальство нас даже похвалило... а потом комиссовала и меня, и собаку. Считай, в 35 лет меня выбросили на улицу, хоть и с копеечной пенсией. Ну да ладно...

С тех пор прошло уже много лет. Сейчас живу в Москве, работаю по разным ЧОПам, женился. Живем втроем: я, жена и Пёса — он старенький уже.

А «Джон» (я так и не узнал его настоящего имени) согласился на сотрудничество, на нашу контрразведку работал, потом вышел на пенсию и сейчас ветеринарную клинику содержит. Да уж, кто бы мог подумать... Я даже как-то пересекался с ним, посидели в кафе, попили пивка, повспоминали былое. Хотел я его про развалины спросить, но ляпнул в место этого что-то вроде:

— Погода сегодня прям дико жаркая, даже для лета.

— Ага, градусов тридцать пять, наверное... Может глобальное потепление не такая уж и деза?

Мы посмеялись. Как будто что-то не давало мне говорить на эту тему. Он тоже ни разу ее в разговоре не упомянул, как будто и не было тех развалин.

Я много лет думал, вспоминал ту ночь. И наконец решился. Скоро у меня отпуск — и я обязательно поеду на эти развалины, разобью палатку и буду сидеть там всю ночь. Я должен узнать. Иначе не будет мне покоя.

P. S. История реальная, но имена и география изменены.

Прабабушка

Летом родители отправляли меня на дачу к дедушке с бабушкой. В это время мне было около восьми лет — что могло быть лучше для ребенка в моем возрасте, как отдых на природе? В этом же доме жила и прабабушка. Домик небольшой. На верхнем этаже спали дедушка с бабушкой, а мы с прабабушкой внизу. Несмотря на свой преклонный возраст, моя прабабушка была полна сил и энергии. Спали мы на соседних кроватях в маленькой комнатке с обогревателем. У меня была такая привычка, или это само собой получалось, что ночью, когда я во сне поворачивалась на бок, все одеяло оказывалось с одной стороны, а моя пятая точка и спина оголялись. Моя прабабушка каждую ночь по несколько раз вставала, резко дергала из-под меня одеяло и укрывала обратно. Я просыпалась, однако, как только оказывалась полностью под теплым одеялом, мгновенно проваливалась в сон.

Через год зимой нам из деревни пришла страшная весть: прабабушка умерла. В то лето родители, как всегда, отправили меня дышать свежим воздухом. Я не хотела ехать, ведь без прабабушки дом опустел. Я плохо понимала, что такое смерть. Просто знала, что ее больше нет.

В первую же ночь я проснулась оттого, что кто-то резко выдернул из-под меня одеяло и прикрыл все оголенные точки. Это действие было для меня настолько привычным, что я даже не обратила на это внимание. Однако, полежав и подумав, я сообразила, что поправить одеяло просто некому. Бабушка и дедушка спят беспробудным сном (их здоровый храп сверху это подтверждал), а в комнате, кроме меня, никого нет. Забившись под одеяло и оставив себе маленькую щелочку для воздуха, я тряслась от страха и боялась даже вздохнуть.

На утро я долго спрашивала у бабушки, не заглядывала ли она ко мне в комнату. Ответ я получила отрицательный. Тогда я попросила, чтобы бабушка переехала ко мне в комнату внизу. Все-таки не так страшно будет. Я ей рассказала о том, как прабабушка укрывала меня одеялом, и что сегодня ночью меня тоже кто-то укрыл. Бабушка у меня в мистику не верила, но видно она решила, что я так переношу смерть близкого человека, и, бросив дедушку одного наверху, переместилась ко мне в комнату.

Но ночью все повторилось. Меня опять разбудили знакомые движения, которые совершала каждую ночь моя прабабушка. Я резко приподнялась на локтях: бабуля тихо мирно спала на соседней кровати. Да даже если бы это была и она, разве возможно за полсекунды пересечь комнату (пусть и небольшую) и лечь в кровать, как ни в чем не бывало? Всю ночь я не могла уснуть. Лежала, укутавшись в одеяло, и ждала утра. Но, в конце концов, размеренный храп бабушки вогнал меня в объятия Морфея.

Пожив еще недельку в таком ритме, я думала, что сойду с ума. По ночам я плакала в подушку, будила бабушку, а она меня полночи успокаивала. Посовещавшись с моими родителями, дедушка с бабушкой отправили меня в город, т.к. я просто не высыпалась и твердила про то, что ночью прабабушка меня укрывает одеялом. Мне, конечно, никто не верил, но решение о моем переезде было принято.

Как только я вернулась в квартиру, все прекратилось. Правда, мне приходилось сидеть целыми днями дома одной, гулять было не с кем, а мама с папой работали с раннего утра до позднего вечера. Но это было лучше, чем каждую ночь бояться и плакать.

Потом еще лет 7 я почти не ездила в деревню, только если без ночевки. Потом экзамены, учеба. Какой тут отдых на природе?

Прошло еще время и не стало дедушки с бабушкой. Вот тогда-то я и ощутила, сколько времени упустила из-за своих детских страхов. Но решиться ночевать в этом доме я смогла только после рождения второго ребенка. Я же прекрасно понимаю, что сейчас сидеть в городе летом в жару практически невозможно.

Сам по себе дом был крепкий и добротный. Почти не изменился со времен моего детства, поэтому сейчас летом с детьми и мамой я приезжаю в деревню. Муж работает в городе и приезжает к нам на выходные.

Никаких происшествий, как в детстве, не происходило. Правда, иногда мне кажется (моя привычка во сне оголять задние части тела осталась со мной), что сквозь сон я иногда чувствую, как кто-то укрывает меня одеялом.

Сумрак. 

Этим вечером я в приподнятом настроении направлялся по людным райончикам к почти пустой улочке. Там, пред узенькой тропинкой возвышался мой, девятиэтажный дом. После работы я обычно стою и смотрю в окна людей, иногда улавливаю силуэты, снующие по комнате туда-сюда. Но уже второй месяц я видел непримечательный силуэт в какой-то комнате на девятом. Он не сдвинулся с места ни на сантиметр за эти два месяца, что меня смущало. Кому нужна лысая кукла, стоящая у окна? Это была словно тень и я не не видел очертаний лица и даже простой одежды. Силуэт был виден до плеч. 

Я по привычке перевел взгляд на то окошко, и... Ничего не увидел. Свет горел, но не было силуэта. "Убрали" - выдохнул я, но уже вдохнул обратно. Силуэт был. В комнате. Уже на восьмом этаже. Насколько я знаю, в нашем доме никто особо и не общался, да и ключи были только одни от одной квартиры. Внимания не обратил особо, поднялся на свой этаж (второй) и, хлопнув дверью, зашел в квартиру. 

*** 

На следующий вечер я, перед заходрмг в подъезд, снова посмотрел на окна. Видимо, не зря. Силуэт был уже в подъезде, на девятом этаже. Я быстро зашел в, как ни странно, открытый подъезд и поднялся на второй. Пошаркал в сумке, и, чертыхнувшись, сжал зубы - ключей там не было. Слышались шаги, неторопливые, но пугающие до усрачки. Я затрезвонил в дверь. Взяв телефон, зазвонил в саму квартиру. Никто не ответил и шагов я не слышал, так что скорее всего дома был один батя. Он обычно спал на диване и его было не разбудить - не в моих силах сей труд. Пока он услышит звонок, пока проснется, пока оденется, пока выйдет, откроет... Когда я услышал шаги относительно третьего этажа, я с диким ором рванул из подъезда. 

На улице я несного отдышался и повернулся. Силуэт мигрировал с этажа на этаж. Люди были в метрах ста от меня. И только через несколько секунд я понял, что оно спускается. Увидев, что оно появилось и исчезло на первом, я, не контролируя себя, съебался в сторону людей. Кажется, я пробежал марафон, ведь совсем скоро среди толпы людей я заметил удивленную сестру и только вместе с ней отправился к злополучному подъезду. 

*** 

Я умолял ее не идти туда. Силуэта не было видно, он мог притаиться между этажами. Она зашла, и за ней с опаской зашел я. Ничего не произошло, мы зашли в квартиру и она посмеялась над моей тревогой. 

А через несколько дней, возвращаясь домой, я снова увидел тот силуэт. В своей квартире.

"Русское поле"