Ведь так не должно быть на свете, чтоб были потеряны дети.
"Подъезжали почти к Морозовску, километров восемь оставалось. Свернули в едва заметный съезд с бетонной площадкой, увидев щенка. Он буквально выполз из зарослей старой, сожженной летом травы, мокрый, бедный, жалкий. Выполз боком, словно не понимал, где находится и куда собрался.
Щенок с торчащей, слипшейся вокруг мордашки шерсти, очень был похож на ежа. Щеня был один.
Само существо было крохотным, чуть больше моей ладони. Я разломал кусок хлеба на маленькие части, и кинул ему. Пытался дать с рук, но Щеня не подходил, боялся. И при малейшем моем движении норовил дунуть назад, в траву.
Он не ел с того места, куда упал хлеб. Он, прижимаясь и испуганно глядя на нас, хватал куски и тащил все куда-то к себе, в гущу, вдаль, чтобы никто не видел, не отобрал. При этом Щеня рычал, несерьезно, несмело, плаксиво как-то.
На обратном пути из Морозовска снова заехали к Щене. Отдать вторую часть еды. И, глядя на это маленькое, серое, мокрое существо, я понял, что просто так уехать не смогу. Позвонил отцу, - у них свой дом, и сказал, что везу подарок на новый год. Было как раз двадцать четвертое декабря. Говорю, везу вам с мамкой щенка, а то оставить ну просто нельзя.
Щеня уже в частном доме у родителей. Получил множество кличек, начиная с Ежа и заканчивая банальным Пушком. Впрочем, «Пушок» наверное самая правдивая кличка Щени.
Когда я приезжал к родителям, собакен всюду бегал за мной и смотрел с благодарностью. Интересно, он осознает свою судьбу? Предполагает, что сдох бы там, в тумане и дожде, без еды и тепла? Или был бы раздавлен автомобилем… Иногда мне кажется, что он всё понимает."
