Люба торопливо собирала сумку, металась по дому, как...
Люба торопливо собирала сумку, металась по дому, как будто с утра ее кто-то ключиком завел, и она остановиться не может. И ведь с вечера уже часть продуктов подготовила, чтобы утром быстрее управиться, а все равно не успевает.
Набив сумку деревенскими гостинцами, наспех собрала волосы в пучок, накинула пальтишко, про которое говорила сама себе: «сносу нет», подняла тяжеленную сумку и пошла на автобус, останавливаясь через каждые полста метров, чтобы передохнуть.
До станции доехали за полчаса, как раз к электричке. Она стояла на перроне, и уже хотела поднять тяжелую ношу, когда объявили посадку, но кто-то взял ее за руку: — Я помогу, — услышала она мужской голос и увидела сначала широкую мужскую ладонь, взявшуюся за ее сумку, а потом и самого мужчину. Люба оторопела.
— Не надо, я сама, — попыталась она отказаться.
— Отчего же сама, если мне тоже на электричку, — сказал мужчину.
Вокруг была суета, и народ торопился, обгоняя их. Через пару минут оба уже сидели в вагоне. Незнакомец сел рядом, снял куртку, аккуратно сложив, и посмотрел на Любу. Она отвела взгляд, смутившись.
— Что же вы так помощи боитесь? Или, может, думали, что убегу я с вашей сумкой?
— Да ну что вы, — Люба еще больше смутилась, просто неловко как-то.
— А что же тут неловкого, когда мужчина женщине помочь желает, тем более такой милой и симпатичной.
Люба еще больше смутилась: некогда было прихорашиваться, да и одежда на ней простенькая, а потому рядом с этим седовласым интеллигентом она смотрелась как бедная родственница. Она собой давно почти не занималась, некогда было: детей растила, работала, огород сажала. И сейчас, когда дети взрослые, продолжает помогать.
Ей было неловко перед этим мужчиной с бородкой, одетым с иголочки, неловко от его пытливого взгляда.
— Вы – симпатичная, — тихо сказал он, — лицо у вас миловидное, и сама вы какая-то настоящая… Это, знаете, есть картины, которые сразу бросаются в глаза своей яркостью, а есть картины, которые притягивают взгляд и на них хочется смотреть долго. Вот и на вас также – хочется смотреть долго.
Люба опустила голову, потом поправила волосы, стала смотреть в окно, потом снова на попутчика, не зная, как себя вести. – Ну, это вы зря, какая уж там миловидность, в работе всю жизнь, да и возраст…
— И скромница к тому же, а это лишнее, — продолжал мужчина. Как вас зовут?
— Люба… Любовь Андреевна.
— Любовь значит, — красивым именем вас нарекли родители. А меня Петр Романович. Так вот, Любовь Андреевна, поверьте, вы – прекрасная женщина и я хочу пожелать вам счастья, вы его достойны.
Люба увидела обручальное кольцо у нового знакомого: «И зачем он это говорит? – Думала она. – К чему все это?» Но где-то в глубине души разливалась теплая волна от слов немолодого, но красивого мужчины, от его приятного взгляда и мягкости голоса, а больше всего от того, что обратил он на нее внимание. Ей давно уже никто не говорил таких слов, и самой с трудом верилось, что каждое слово относится именно к ней.
— Вы преувеличиваете, Петр Романович, ничего во мне особенного нет.
— Вот ведь женщины! Когда есть за что похвалить, вы, как улитки, в свой домик прячетесь, как сейчас, например.
Вагон покачивался слегка, за окном зелеными островками мелькали перелески.
— Подъезжаем, Петр Романович, сын обещал встретить.
— Я понял, — улыбнулся мужчина, — так что в провожатые не напрашиваюсь. У меня, наверное, другая миссия: хочу, чтобы поверили вы в себя, не прятали взгляд, а смотрели уверенно.
Электричка замедлила ход, попутчик вновь подхватил Любину сумку. — Спасибо вам, Петр Романович, — сказала она, прощаясь, — спасибо, что сумку донесли, а еще спасибо за ваши слова.
— Не благодари, все правда, верь в себя и помни, что ты красивая женщина.
— А я верю! – Сказала Люба, не отведя взгляда. – Спасибо вам! – И увидев сына Артема, махнула ему рукой.
— Счастья тебе, Люба! – Сказал ей вслед Петр Романович. И она обернулась, одарив его улыбкой.
— Кто этот, мам? – Спросил Артем.
— Да так, сумку помог донести до вагона. – Люба старалась быть спокойной даже равнодушной, но не получалось скрыть вдруг нахлынувшую радость. Она и сама не понимала, от чего вдруг стало так хорошо на душе. Люба достала зеркальце и впервые за дорогу посмотрела в него, вспоминая слова попутчика.
Сын с невесткой слегка отчитали ее, что привезла продукты из деревни. «У нас все есть», — в голос твердили они, но при этом шустро отправляли гостинцы в холодильник.
— Ты хоть бы приехал, картошки набрал, — обратилась Люба к сыну, — я же все не увезу.
— Приеду, попозже приеду, сейчас некогда, — обещал Артем, — ты же знаешь, подрабатываю, ипотеку хочу скорей выплатить.
Вечером заехала дочка Аня и забрала Любу к себе, дорогой выговаривая, что такую тяжесть тащила. – Да не на себе, на автобусе, на электричке, а еще мне человек один помог донести сумку.
— Что за человек? – взметнув настороженно брови, спросила Аня.
— Незнакомый. Просто помог.
— Что-то ты мама улыбаешься загадочно, глаза прямо сияют, давно тебя такой не видела.
— Да просто настроение хорошее, — ответила Люба, вспомнив попутчика.
Через три дня Люба засобиралась домой: — Ну вот, повидала вас всех, отвела душу, можно и домой ехать. – Одобрительно посмотрела на дочку и зятя, да и сын с невесткой радовали, все при деле, живут дружно, вот только приезжают редко.
На перроне провожали Аня и невестка, Артем не смог вырваться с работы. Уже в вагоне она подумала, что у детей давно своя жизнь.
Да, они самые родные, самые любимые, хоть и не часто приезжают, и стоит ли обижаться на них. А еще она вспомнила того незнакомца, что помог донести сумку. Люба машинально оглядела вагон, как будто кого-то искала, но в вагоне находились абсолютно чужие люди.
Ей вспомнились его слова, обращенные к ней, и она почувствовала, как тепло становится на душе от какого-то непонятного чувства. Только имя и знала, а более ничего о нем; может он художник, может ученый, а может инженер, — теперь уже не узнать. Но этот случайный человек помог ей поверить в себя, сказав простые слова искренне, слова, которые она давно не слышала.
Она смотрела в окно и чему-то улыбалась. Улыбка эта была едва заметной, почти ускользающей. «Как же мало надо человеку, — думала она, — как мало надо, чтобы почувствовать себя женщиной. Наказ Петра Романовича надо выполнить, уж так он настойчиво пожелал мне счастья, что грех не попытаться».
Она вспомнила про соседку Наталью, намекавшую про своего двоюродного разведенного брата Михаила. Люба тогда отмахнулась, решив, что ничего не получится. А почему так решила, и сама не знала. «А вот сегодня же пойду к Наталье, надо же с чего-то начинать, а вдруг получится», — подумала она, ощущая, что тихая радость – теперь это ее состояние души.
Люба вслушивалась в равномерный стук колес и словно в такт им слышалось: «Счастья тебе, счастья тебе, счастья тебе».
Автор: Татьяна Викторова