В поле 

Происходили эти события в Калининградской области. В детстве родители на лето отправляли меня на деревню к бабушке — два часа езды и три месяца счастья. Сами они ездили отдыхать в близлежащие страны постсоветского пространства. Не раз пытались меня взять с собой, но я закатывала глобальную истерику, ибо с бабушкой мне было лучше всего. До поры до времени. 

Деревня была хорошая — тридцать домов, во всех жили семьи. Никакой зловещей атмосферы, злобных бабулек и ведьм. Естественно, пьяницы были, но все более или менее адекватные, никто с топором не носился. Даже наоборот, по пьяни мелочь нам подкидывали и сладостями задаривали. Поэтому мы их частенько караулили, а потом выбегали навстречу и клянчили что-нибудь, глядя на них большими детскими глазами. 

Нас было четверо: я (Кира), Сережка (тоже городской), Ваня (местный мальчик) и Дима (истинный ботаник в круглых очках и со слабым здоровьем, также городской). Лето для Вани было праздником, так как его ровесников в деревне не было — либо совсем малыши, либо парни года на три-четыре старше. Когда это событие произошло в первый раз, нам было по 10-12 лет. 

Было у нас где-то в километре ходьбы от деревни огромное поле, заканчивающееся лесом. Причем поле было классное — такого я больше не видела нигде. С короткой и мягкой, как газон, травой на протяжении, наверное, метров двадцати — а дальше уже начинались заросли, камыши, болотистая местность, ну и, соответственно, лес. Там мы частенько устраивали пикники, травили свои школьные истории, да и просто валялись, глядя на облака. В общем, это было «наше» место. 

В очередной раз, собрав провизию, мы отправились на ужин. Димы не было — он снова заболел. Пока мы возились с приготовлением печеной картошки, наступил закат. Cолнце заходило за лесом, и мы, жуя картошку, наблюдали за ним. Сережка рассказывал какую-то историю; я помню, что мы дико хохотали. А потом Ваня резко замолчал. Лицо его стало каменным, он медленно встал и пошел прямо к болоту, где остановился метрах в пяти от берега. Мы, продолжая смеяться, начали подзадоривать Ваню, но он не обращал никакого внимания на нас. Потом замолчал Серега. И тут мне стало не по себе. Я поняла, что в поле стало очень тихо. Ни одной букашки не было слышно. Я начала тормошить Серегу за рукав и спрашивать, что случилось. Он резко повернулся и сказал: 

— Тихо ты! Смотри! — и указал пальцем на болото. 

Сначала я там не увидела абсолютно ничего, но, приглядевшись, поняла, что с болот поднимается что-то черное. Мало того, что черное, еще и очень высокое. Трава на болоте была где-то в полметра высотой. А оно по мере приближения становилось еще выше. Над травой оно возвышалось еще метра на два, явно имея очертания человека. Но чтобы там ходил человек? Это было невозможно — мы изучили это место вдоль и поперек, и там была непроходимая топь. Нельзя было через это болото выйти к лесу, никак. 

Было неимоверно страшно — «это» шло на нас. А Ваня стоял, как вкопанный. Самое странное, что от этого существа не исходило ни единого звука. Ни шороха травы, ни хлюпанья болота. 

Опомнившись, мы вскочили на ноги. Серега побежал за Ваней и схватил его за руку: 

— Бежим! Ты чего встал?! 

Мы рванули к дому, причем Ваня бежать явно не хотел. Мы его в буквальном смысле тащили. А «это» уже вышло на тропинку. И вот тут я поняла, что ног у него нет. Оно просто на полметра высилось над землей. Я заверещала, схватила Ваню еще крепче и помчалась, как угорелая. Даже Серега не успевал за мной. 

Пока добежали до деревни, стало значительно темнее. Я оперлась на калитку соседского дома, пытаясь отдышаться. Жутко бесил Ваня, который так и стоял, как под гипнозом. Я разозлилась и стукнула его по руке: 

— Ты дурак! Ты зачем там стоял?! Еще и тащили тебя! 

— Не знаю. 

Это все, что он сказал. А потом его позвала мама, и он молча отправился домой. Мы с Сережкой так и стояли вдвоем, оглядываясь назад. 

— Ты это видел? Он был без ног! 

— Видел... 

Мы постояли еще минут пять и тоже пошли домой. Что самое интересное, наутро ни я, ни Серега ничего не помнили. Этот случай выпал из нашей памяти и всплыл только на следующий год. Впрочем, я не связываю это с мистикой — думаю, что это защитная реакция нашего организма. А вот Ваня, скорее всего, помнил, но всё равно потом не упоминал об этом случае. 

В очередной день Димина мать, тетя Люба, повезла нас всех на море: Диме надо было подышать морским воздухом, а то он совсем зачах. У всех было бойкое настроение, кроме Вани. Как мы ни пытались с ним заговорить, он отмахивался, и вообще, весь день был букой. Но, тем не менее, когда вернулись в деревню из поездки, в поле он с нами вечером пошел. Даже рвался, я бы сказала. Дима тоже был с нами. 

Когда мы пришли на место, то увидели разбросанную картошку и мою подстилку. Очень удивились с Серегой, как мы могли это оставить в прошлвый раз, но решили не заморачиваться. Снова развели костер и доели-таки картошку. Только Ваня на нас как-то странно смотрел и постоянно околачивался возле болота. В этот вечер ничего не произошло, и мы дружно отправились домой. А вскоре и вовсе разъехались: лето кончилось. 

На следующий год мы снова встретились — с новыми байками и новыми идеями для наших летних приключений. Сережа приехал раньше всех, потом Дима, потом я. Серега рассказывал, что без нас было дико скучно, так как Ваня был вообще потерянный и какой-то другой, весь в себе, с ним стало скучно общаться. Поэтому они к нему почти не ходили и неделю отдыхали вместе. 

Меня такой поворот событий не устраивал — мне нужна была наша банда, все четверо. Поэтому я отправилась к Ване и убедилась в том, что он был какой-то не такой. Слова такого я тогда не знала, но сейчас могу сказать, что у него была глубокая депрессия. Он был чем-то очень подавлен. Но дети же этого не особо замечают... Если бы мы тогда с ним поговорили, может быть, все сложилось бы по-другому. Мама Вани тоже заметила странное состояние своего сына — я слышала её разговор о Ване с моей бабушкой. Мол, Ваня стал тихий, ничего не хочет, ест через силу. Врачи говорят, что все нормально, что это он от одиночества. Мол, вот лето наступит, друзья приедут, тогда и оклемается. Мы приехали — а Ване было все равно. Я его пыталась таскать вместе с нами, но он охотно ходил только на поле. На море не ездил, за грибами не ходил, в играх наших не участвовал. Меня это злило, Серегу с Димой тоже. В «казаки» втроем не поиграешь, а Ваня был вечно не в настроении. 

И вот как-то раз мы решили удрать в поле ночью. Особо это идея никому сильно не нравилась, но Ваня загорелся, и мы снова увидели нашего старого друга. Только поэтому и решили идти. Когда Ваня «ожил», его задор передался и нам. 

Днем мы подготовились основательно. Даже в обед все поспали, чтобы ночью бодрствовать. Выскользнули мы из домов около полуночи — кто через окно, кто на цыпочках через дверь. У Димы вообще все просто было: у него целый второй этаж его, и вход отдельный. 

У нас было два фонарика, но ночь была и так светлая, луна освещала дорогу хорошо. Дошли до поля. Дима разводил костер, Серега ставил палатку, а Ваня, как всегда, торчал у болота. Я же организовывала стол. Когда все было готово, мы вчетвером залезли в палатку и при свете фонарика травили байки. Было действительно жутко — ночь, вокруг никого, только кваканье лягушек. Запала нашего хватило не очень-то и надолго. Часа через два всем уже было не по себе, всем хотелось домой... всем, кроме Вани. 

Но долго его уламывать не пришлось. Он тоже согласился, что нам может сильно влететь, если кто-то проснётся из старших. Он вышел первым из палатки и сказал, чтобы мы не выходили, пока он сходит в туалет. Я еще подумала, что ни за что одна бы не пошла. Прошло минуты три, и Дима стал звать Ваню, но тот не откликался. И снова повисла неестественная тишина — ни лягушек, ни светлячков, ничего не слышно. 

И тут я вспомнила! 

Мне аж дыхание перехватило. Стало еще страшнее, чем было. Вокруг была ночь, и никто из родных не знал, где мы. Я, всхлипывая, начала рассказывать все ребятам. Злилась на себя, на свою память. Серега с моих слов тоже вспомнил события того дня. Дима долго не верил нам, думая, что все подстроено, что мы специально его разыгрываем. Но потом и до него дошло, что это не шутка. Я не знаю, какие были лица у нас, но он нам поверил. Мы стали криками звать Ваню, но он не отзывался. Мы еще, наверное, минут пять сидели в палатке, а потом набрались храбрости и решили выбраться. Так как по одному выходить было до жути страшно, то мы на счет «три» все вывалились из палатки. И увидели Ваню, стоящего напротив «этого». 

Существо парило над полем и положило свои неимоверно длинные руки на Ванины плечи. Оно было огромным, даже больше, чем в прошлый раз — метра три в высоту. Я даже не знаю, как его описать, на что оно было похоже. Оно было жуткое, черное, с большими, даже огромными глазами, и их взгляд впился в Ваню. А тот даже не шевелился. Видимо, существо что-то ему говорило — хотя мы ничего не слышали, мы поняли это, потому что Ваня ему отвечал короткими фразами, вроде «Да», «Конечно», «Хорошо», «Я согласен». 

Мы начали вопить в ужасе, звали Ваню. Но он даже и не пытался повернуться к нам, только бормотал эти слова. Потом это существо взглянуло на нас. Как было страшно... такого животного ужаса я ни разу до того не испытывала. Мы с Серегой рванули к тропинке, но Дима остался на месте, впав в тот же ступор, что и Ваня. Мы ужасно боялись существа, но за Димкой всё-таки вернулись, не убежали. Ваню было уже не видно — существо заслонило его собой и двигалось к нам. 

Так же, как раньше Ваню, мы тащили Диму до дому. Когда мы добрались до деревни, никто из нас не знал, что делать. Я плакала, Серега меня успокаивал, а Дима так и стоял без каких-либо эмоций. Я начала его тормошить: 

— Дима, что с тобой?! Приди в себя! Почему ты стоял? 

Он не обратил на меня внимания, зато на мой крик вышла соседка, а потом моя бабушка. В общем, той ночью мы навели в деревне столько шума, что сбежались почти все. Я была в истерике и не могла внятно отвечать на вопросы, а вот Сережа рассказал взрослым, что случилось, и почти все деревенские мужики пошли искать Ваню. 

Его нашли спящим в палатке живым и невредимым. Естественно, после такого исхода никто нашим рассказам про жуткое существо не поверил, да и Ваня всё отрицал — сказал, что мы ушли домой, а он решил остаться. 

Получили мы все по самое не балуй. Ваня с нами с той ночи не разговаривал вообще, а Дима стал нелюдимым, как Ваня прежде. Мы с Серегой так до конца лета и ходили вместе, пытаясь хоть что-то понять и вытянуть правду из наших друзей. Ничего не получалось — никто нам ничего не говорил, Ваня вообще стал злой, а Дима утверждал, что ничего не было. 

А потом случилось страшное. Ваня пропал, и в тот же день крайний дом деревни сгорел. Потом выяснили, что это был поджог, а люди в доме были зверски убиты ещё до пожара. Тела тети Маши и ее слепой сестры Зои нашли в погребе — с выколотыми глазами и отрезанными языками. А потом нашли и Ваню в лесу, он был весь в запекшейся крови, с безумным взглядом, сжимал в руке кухонный нож. Мы с Сережей видели, как его выводили из леса под конвоем. Мы даже не сразу поняли, что это Ваня. 

У всех был шок. Нас сразу забрали с деревни. Я больше туда никогда не ездила, а бабушку вскоре мы забрали к себе. 

Прошло лет пять, и я встретила в городе Сережу. Я его даже не сразу узнала. Мы пошли в кафе поболтать о том, о сем, и он мне рассказал, что ездил в деревню на следующий год после того случая с Ваней — правда, всего на неделю. Оказалось, что тем летом тетя Люба повесилась, потому что нашли тело Димки в том самом поле. 

Я не знаю, что это было тогда, да и знать не особо хочу. Уверяю вас, это не плод детского воображения — это было на самом деле. Мне жаль моих друзей. Я не знаю, что им говорило то существо — но в том, что роковое изменение в них произошло после встречи с существом, я не сомневаюсь.