Две дробины.
Осень 1968 года. Некрасовский лесопункт Вожегодского района. Витька Кукин пригласил на охоту. Заяц долго кружил в траве. Витька встал на пень в 40 метрах от меня. Заяц оказался между нами на одной линии. Два выстрела слились воедино. Я подпрыгнул и взвизгнул, когда две «осы» больно впились в левую ногу. Кукин Витька, рассматривая зайца, удивлялся: « Вот это да, решето, а не заяц! « Витька, а ты и в меня попал даже!» - разглядывая дырки на штанине, сказал я: «В то место, откуда ноги растут». Снайпер, разглядывая результат своего попадания, удивлялся: «Чуть скорлупу тебе не отстрелил. Кровь как из зайца течёт, а главное, тут никак не перевязать. Больно?». «Ты у зайца спроси!» - мрачно пошутил я. Нажевали еловой смолы, приклеили на ранки. Смоляные лепёшки пришлось держать всю дорогу левой рукой под штанами. Пытались ещё охотится, но кровь в сапоге вразумила идти домой. С ружьями и дичью зашли в медпункт лесопункта.
«На что жалуетесь?» - встретила меня вопросом молодая, незамужняя медсестра Геля. «Надо достать две дробины » - скромно попросил я и указал пальцем на низ живота. « А что такое дробина? Вы их проглотили? А почему две, может больше?» - интересовалась медсестра. « Нет, не глотал, из ружья только две схлопотал» - признался я. «Раздевайтесь, ложитесь на кушетку, наркоза вам не будет, так как вам нет 18.» - приказала медичка. «Сознание теряли?» - уточняла Геля. «Сознание нет, вот только время и ноги» - ответил я. На щёчках Гели появился розовый румянец то ли от вида ранок, то ли от вида соседних предметов. Она торопливо прикрыла салфетками лишние предметы на моём теле и принялась готовить операционное поле. Тёплые девичьи пальчики в резиновой упаковке впервые прогулялись по моим эрогенным зонам, подымая мои мысли от кушетки на седьмое небо. Прогулялись не просто, а прошлись со спиртом, правда в ватном тампоне. Молодое тело отреагировало потоком гормонов и тестостеронов, выразивших желание посмотреть на ход операции. Геля со скальпелем в правой руке уже прицелилась сделать разрез, как её левая рука наткнулась на некую окаменелость. Салфетка поднялась, изумив работника от медицины. Геля сдёрнула салфетку, повисла минутная пауза. На лице медика читалась реакция сапёра, нажавшего взрыватель мины. Лицо стало красным, зрачки расширились, дыхание остановилось. Придя в себя, Геля закричала: « Что вы тут вытворяете? Уберите это сейчас же, спрячьте! Я давала клятву Гиппократа помогать людям, а вы за кого меня принимаете? Как я достану ваши дурацкие пули, если это мешает?».
На шум в кабинет зашла техничка-уборщица тётя Клава, бывшая фронтовая медсестра. Выяснив причину шума и растянув морщинистое лицо в улыбке, она спросила Гелю: « Ты что, девонька, у мужиков не видала?». «Видала, только маленькие, на картинках и в морге» - оправдывалась покрасневшая медичка.
«Ты, бесстыдник, на кушетке перевернись под мою правую руку, сейчас будет бобо, терпи!» - принялась командовать бывшая фронтовичка. Первое бобо я получил от удара холодными ножницами по скоплению любознательных гормонов, от чего те разбежались по телу и салфетка опустилась. Второе бобо я испытал, когда скальпель погружался в тело.
Третье, самое больное, бобо я почувствовал, когда пинцет, раскрывая рот, ловил дробину. Дробину долго искала Геля и не находила. Тётя Клава подсказала: «Не тут разрез сделала, режь снова, потом зашьёшь!».
Пока колдовали со второй дробиной, я размышлял о невезухе на мой организм: «Ведь сколько пальцев, на руках и ногах- и им ничего не бывает! А тут то приморожу к трактору, то оса ужалит, то клещ присосётся, то чуть не отстрелили, так и до свадьбы не дотянуть будет».
После операции Геля, записывая в медицинский журнал, спросила: « Тётя Клава, как пишется дробина или драбина?». «Пиши, девонька, гвозди и только гвозди! А то милиция понаедет, пареньков в тюрьму посадят, а в посёлке у мужиков все ружья отберут!» - мудро рассудила фронтовичка.
Алексеев Сергей п. Подюга.