Напротив тюрьмы живет девушка, которая часто...
Напротив тюрьмы живет девушка, которая часто устраивает праздник для заключенных.
Её квартира находится напротив тюрьмы, и она часто радует своих соседей своими формами. Они не против таких встреч.
Эти встречи не только приносят радость в их жизнь, но и напоминают им, что они не забыты.
Уважаемые дорожные службы:надеюсь вы это читаете,...
Уважаемые дорожные службы:надеюсь вы это читаете, будьте так любезны установить упавший знак на перекрестке Льва Толстого и 8 марта, спасибо за внимание,будем вам благодарны.
Как получишь ленту, береги ее!Она часть медали деда...
Как получишь ленту, береги ее!
Она часть медали деда твоего!
В 2005 году стартовала в России акция
"Георгиевская лента". Мы, преподаватели,
мастера, учащиеся Подюжского ПУ-10 с завистью, интересом и восхищением
смотрели по телевизору на обладателей
заветной ленточки. Не доходили они до нас.
В 2007 году мне повезло стать обладателем
первой Георгиевской ленты. 1 мая перед
крыльцом продовольственного магазина
в куче бумаг, фантиков, оберток и окурков
я увидел кем то оброненную заветную
ленточку. Увидели ее и четверо молодых
парней, выходящих из магазина с бутылками
пива и закуской для первомайского пикника.
Или руки их были заняты, или в душе пустота, но они перешагнули Георгиевскую
ленту и пошли заливать свою юность пивом.
Ленточку поднял, почистил, дома выстирал
и она засияла, как новая.
В душе я почувствовал прилив сил и радости,
как знаменосец, подхвативший упавшее
знамя. Ленточка оказалась длинной,
разрезал ее пополам, себе и отцу фронтовику.
С Георгиевской лентой я проводил уроки
и классные часы в училище под восхищенные взгляды своих учеников.
Она и сейчас хранится у меня, торжественно
украшая мой пиджак в день Победы.
Мне не нужна новая лента, старая стала
дороже, она стала реликвией.
Вторую половинку Георгиевской ленточки
я прикрепил на скоч на каменной фотографии на груди моего отца - участника
ВОВ Алексеева Алексея Федоровича на его
могильной плите.
Мой отец достоин носить Георгиевскую
ленту круглый год!
Что интересно и удивительно-за семь лет
Георгиевская лента не выгорела на солнце,
не истлела от воды, мороза и жары.
Защищает ее лента-скоч, которую меняю
через год.
Сейчас Георгиевская лента стала доступна
всем. Уже в 2014 году 11 мая видел школьницу, которая была похожа на новогоднюю елку. Две ленты на туфлях,
на сумке, по две на запястьях и на косичках.
Это уже перебор. Попробовала бы она так
прогуляться на Украине, в Эстонии, Латвии,
Литве. За Георгиевскую ленту там могут
избить, оштрафовать и даже убить.
С каждым годом авторитет Георгиевской ленты возрастает, она стала символом Русского Мира, эмблемой Донбасса. Ее ненавидят, боятся враги России, ее берут на прицел автоматов последыши бандеры,
наемники США, Англии, Франции.
Они от зависти и скудности ума дали имя
американское нашей ленте-"колорадская".
Тем почетней эту ленту носить на груди:
ее боятся, ее уважают, ее не вытравить,
не уничтожить, она живучая, как тот жук.
В Первую мировую войну она красовалась
на солдатской медали "Георгиевский крест".
Их не раздавали, их надо было заслужить:
" Или грудь в крестах, или голова в кустах!".
Во Вторую мировую войну Георгиевская лента украшала медали СССР.
Георгиевская лента - это память о живых и
погибших героях, это аванс на подвиг
владельцу ленты. Берегите ее, носите только одну. Она, как знамя части, в единственном
экземпляре. Лишнюю ленту прикрепите к могильной ограде, прихороните в изголовии
умершего солдата, ведь там Георгиевских
лент не выдают, да и не видели многие
этих ленточек при жизни. Они более достойны носить Георгиевские ленты, чем мы, живые.
Ленту храните в семейном альбоме,
закладкой в книге. Но не бросайте на землю,
ведь это знамя. Не вяжите узлами на мешках, ведь это по украински-гиляка, петля.
С праздником Победы, уважаемые носители
Георгиевских лент!
Алексеев Сергей. п. Подюга, Арх.обл
Кто помнит и катался на таких автобусах? 😉👍
Кто помнит и катался на таких автобусах? 😉👍
"Я помню свой первый бой, в котором из нас, сорока...
"Я помню свой первый бой, в котором из нас, сорока двух человек, осталось в живых четырнадцать. Я ясно вижу, как падал, убитый наповал, мой друг Алик Рафаевич. Он учился во ВГИКе, хотел стать кинооператором, но не стал…
Мы бежали недалеко друг от друга и перекликались — проверяли, живы ли. И вдруг:
— То-о-о-ли-ик!
Обернулся. Алик падает…
Рядом кто-то кричал:
— Чего уставился? Беги со всеми, а то и самому достанется, если на месте-то…
Я бежал, не помня себя, а в голове стучало: нет Алика, нет Алика… Помню эту первую потерю как сейчас…
Из оставшихся в живых сформировали новый полк — и в те же места. Грохот такой стоял, что порой сам себя не слышал.
А однажды утром была абсолютная тишина, и в ней неожиданно:
— Ку-ка-ре-ку-у!..
Петух какой-то по старой привычке начинал день. Было удивительно, как только он выжил в этом огне. Значит, жизнь продолжается…
А потом тишину разорвал рев танков. И снова бой.
И снова нас с кем-то соединили, и снова — огненная коловерть… Командиром нашего взвода назначили совсем молоденького, только что из военшколы, лейтенанта. Еще вчера он отдавал команды высоким, от юношеского смущения срывающимся голосом, а сегодня… я увидел его лежащим с запрокинутой головой и остановившимся взглядом.
Я видел, как люди возвращались из боя совершенно неузнаваемыми. Видел, как седели за одну ночь. Раньше я думал, что это просто литературный прием, оказалось — нет. Это прием войны…
Но там же я видел и познал другое. Огромную силу духа, предельную самоотверженность, великую солдатскую дружбу. Человек испытывался по самому большому счету, шел жесточайший отбор, и для фронтовика немыслимо было не поделиться с товарищем последним куском, последним куревом. Может быть, это мелочи, но как передать то святое чувство братства — не знаю, ведь я актер, а не писатель, мне легче показать, чем сказать.
Говорят, человек ко всему привыкает. Я не уверен в этом. Привыкнуть к ежедневным потерям я так и не смог. И время не смягчает все это в памяти…
…Мы все очень надеялись на тот бой. Верили, что сможем выполнить приказ командования: продвинуться в харьковском направлении на пять километров и закрепиться на занятых рубежах.
Мороз стоял лютый. Перед атакой зашли в блиндаж погреться.
Вдруг — взрыв! И дальше — ничего не помню…
Очнулся в госпитале. Три ранения, контузия. Уже в госпитале узнал, что все, кто был рядом, убиты. Мы были засыпаны землей. Подоспевшие солдаты нас отрыли.
В госпитале меня оперировали, вытащили осколок, а потом отправили санпоездом в другой госпиталь, находящийся в дагестанском городе Буйнакске.
Я из своего фронтового опыта помню госпиталь под Махачкалой, заставленные кроватями длинные коридоры. И громкий, словно пытающийся сдержать неуемную радость голос Лидии Руслановой: «Валенки, валенки…»
Пластинку ставят несколько раз. Мы знаем: это по просьбе бойца, который сейчас на операции. Ему надо было срочно ампутировать ногу, а в госпитале не осталось анестезирующих средств. Он согласился на операцию без наркоза, только попросил: поставьте «Валенки»…
Когда меня спрашивают, что мне больше всего запомнилось на войне, я неизменно отвечаю: «Люди». Есть страшная статистика: из каждой сотни ребят моего поколения, ушедших на фронт, домой возвратились лишь трое… Я так ясно помню тех, кто не вернулся, и для меня слова «за того парня» звучат уж никак не отвлеченно…
После ранения на фронт я вернуться уже не смог. Меня комиссовали подчистую, никакие мои просьбы и протесты не помогли — комиссия признала меня негодным к воинской службе. И я решил поступать в театральный институт. В этом был своего рода вызов врагу: инвалид, пригодный разве что для работы вахтера (я действительно побывал на такой работе), будет артистом. И здесь война вновь страшно напомнила о себе — требовались парни, а их не было… Так что те слезы в фильме «Белорусский вокзал», в квартирке бывшей медсестры, вовсе не кинематографические.
Лично я не стал бы называть войну школой. Пусть лучше человек учится в других учебных заведениях. Но все же там мы научились ценить Жизнь — не только свою, а ту что с большой буквы. Все остальное уже не так важно…"(с)
Анатолий Дмитриевич Папанов
