ЕНОТ НА ЛИНИИ
Я проснулся сегодня с ощущением, что пора.
Не то чтобы я знал, куда именно – но в жизни енота наступает момент, когда сама земля под лапами шепчет: «Ну что, пойдём?» И ты идёшь.
Сначала – по мокрому асфальту, где тени прохожих вязнут, как дохлые комары в янтаре. Потом – по газону, на котором трава вырастает с упрямой тоской бездомных мыслей. Я шёл, не оглядываясь. Пустые пакеты шуршали в кювете, будто подсказывали мне маршрут.
Ветер нёс запахи – дешёвого майонеза из ближайшей «Пятёрочки», разлагающейся рыбы у мусорки, и того самого запаха, что живёт на проводах. Его нельзя описать: смесь чистого неба, ржавчины и чего-то предельно честного, как смерть.
Меня всегда тянуло вверх. Не в смысле – к успеху или в рай, а буквально: к любой возвышенности, где можно ощутить, что земля, со всеми её трясинами, криками и запахами бродячих собак, остаётся где-то внизу. Я был енотом по паспорту природы, но внутри – скорее жгут проводов, намотанный на катушку из нервов.
В городе таких, как я, немного. Остальные копаются в мусорках, воруют куриные яйца, дерутся за арбузы. Я – нет. Я любил город сверху, застывший в тумане и дыме от шашлычных ритуалов, с кошками, которые внизу шипят друг на друга, не подозревая, что где-то наверху идёт совсем другая жизнь.
В ту ночь столб стоял как чёрная свеча, воткнутая в землю. Он был осью, вокруг которой тихо вращался весь Абинск. Снизу он казался толстым, но наверху, в черноте, утоньшался и уходил в провода, а провода – в небо. Линия электропередачи тянулась в темноту, как нерв, к беспокойному мозгу. Я обошёл его дважды, втянул в себя запах дерева, пропитанного дождями и солнцем, и начал свой самый главный подъём.
Лапы слушались идеально.
На третьем метре воздух уплотнился. Пахнуло железом и грозой. И вдруг – сквозь стук когтей и собственное дыхание – я услышал:
– МЧС, дежурная.
Голос был женский, ровный, издалека. Я знал, что рядом никого нет. Но голос был.
– У нас тут енот на столбе. Мёртвый, – сказала женщина.
Я дёрнулся. Я был жив, я лез. Как можно быть мёртвым, когда чувствуешь столб под лапами? Но голос продолжал:
– Мы к ЛЭП не имеем допуска. Звоните в электросети.
Мои когти впились глубже. В висках – треск. Как будто ток уже лизнул меня, но это был только звук их разговоров, идущий по каким-то невидимым каналам, впаянным прямо в воздух.
– НЭСК, слушаем.
– Алло, у нас енот. На столбе. Залез и сдох.
– Не будем заниматься. Опасности он не представляет. Высохнет – сам отвалится.
Я знал, что речь обо мне. Не о каком-то абстрактном еноте – именно обо мне, хотя я ещё даже не добрался и до середины столба. Значит, там, в другой реальности, я уже висел.
Я продолжал лезть, но теперь видел два мира сразу. В одном – мои лапы вцеплены в столб, в другом – я висел на проводах, чуть покачиваясь, и дождь стекал по моей шкуре.
Эти миры не были будущим и настоящим. Они были двумя сторонами одной монеты, которую кто-то невидимый подбрасывал в воздух, чтобы решить – жить мне или умереть.
Ветер донёс запах озона. Провод был уже рядом. Чёрный, как змея, он ждал меня. В том, другом мире эта змея уже обвилась вокруг меня.
И я коснулся.
Всё стало белым. Нет, даже не белым – а тем цветом, который существовал ещё до того, как Бог выбрал свою палитру. Я перестал быть енотом, перестал быть телом. Был только звук: миллионы микроразрядов, где каждая искра, каждый бегущий электрон – как страница чьей-то биографии, но все они – про меня.
Я видел Абинск сверху: ряды крыш, ржавые заборы, медленный автобус с надписью «АЭМЗ ВАХТА», женщин с пластиковыми вёдрами. Я видел МЧС, где дежурная вяжет крючком, а телефон глухо бьёт её в ухо моим последним земным «алло, у нас тут енот на столбе». Я видел кабинет в НЭСК, где мужчина с лицом, как выцветшая серая рубашка, произносит: «Высохнет – сам отвалится».
Я понял: вот он, катарсис – не в том, чтобы остаться живым, а в том, чтобы стать висящим над городом знаком препинания. Моё тело – запятая между прошлым и будущим этого места.
В момент касания я почувствовал, как два мира схлопнулись в один. Тело выгнулось, искра прошила меня, и я увидел себя одновременно падающим и висящим, лезущим и уже мёртвым.
Но вместо падения началось необычное движение – не вниз, а внутрь. Вместе с миллиардами электронов я ворвался в провод, превратился в сигнал, бегущий по тонкой жиле и несущий в себе всю мою историю: запах майонеза, шорох пакетов, голос дежурной и равнодушие НЭСКа.
Я был теперь не просто енотом, а посланием, током, информацией. Через сотни километров, сквозь города и сёла, через линии и трансформаторы я промчался, распекая провода и обрываясь на рубильниках, прорываясь через микросхемы маршрутизаторов и роутеров, становясь внутренним мерцанием оптоволоконных кабелей.
И там, в виртуальном пространстве, среди постов, лайков и комментариев, я обрёл новую жизнь – моя история стала постом в группе «Подслушано Абинск». Текст, который я написал сам, от лица того, кто взобрался на столб и стал голосом невидимой жизни города.
«Енот на линии», – так я назвал свою историю. Историю, которую прочитали тысячи. Кто-то пожал плечами, кто-то улыбнулся, а кто-то задумался о том, что даже самый тихий шорох может стать эхом – если его вовремя услышать.
Я теперь не просто тело, покрытое грубой шерстью в чёрно-белую полоску. Я – сигнал, который продолжает бродить по проводам, вспыхивать в экранах и напоминать, что даже смерть – это лишь начало другой, неожиданной истории.
Я – не просто енот. Я – точка, где реальности сходятся и расходятся, оставляя искру.
И если ты вдруг почувствуешь запах озона там, где нет грозы, – возможно, это я дотронулся до твоей линии.
