Я книгу старую листаю, Страницы пахнут пылью лет. И в с...

Я книгу старую листаю,
Страницы пахнут пылью лет.
И в строчках медленно читаю
Про девятнадцатый наш век.

Про тех, кто вышел на Сенатской,
Про блеск штыков, про хриплый крик,
Про суд, про приговор солдатский,
Про кандалов холодный блик.

Но между строк о правосудье,
О бунте, чести и борьбе,
Я вижу женские их судьбы,
Подвластные одной мольбе.

Мольбе о том, чтоб быть им рядом,
Делить и каторгу, и мрак.
Чтоб согревать любимых взглядом,
Когда погаснет их маяк.

Они оставили салоны,
Балы, наряды, жемчуга.
Забыли светские законы,
Где жизнь легка и дорога.

Оставили детей... О, Боже!
Какая боль в груди щемит!
Что может быть любви дороже?
Лишь та любовь, что всё простит.

Простит разлуку, боль и слёзы,
И детский плач в ночной тиши.
Они уехали в морозы
По зову любящей души.

В Сибирь, где вьюги рвут и мечут,
Где стынет кровь и меркнет свет.
Где их мужья судьбой отмечены
На двадцать каторжных им лет.

Там нет ни балов, ни кареты,
Лишь труд тяжёлый, скудный быт.
Там все вопросы без ответа,
И каждый день тоской прошит.

Но их сердца не очерствели,
Они несли свой крест и свет.
Они любить вот так умели —
Без громких клятв и без монет.

И я, девчонка, понимаю,
Смотря на выцветший портрет,
Что я о той любви мечтаю,
Которой в мире равной нет.

Не в обещаниях красивых,
Не в ворохе дешёвых фраз,
А в молчаливых, терпеливых,
И полных нежности глазах.

В готовности пройти сквозь беды,
Сквозь холод, голод, клевету.
В великой жертвенной победе
Исполнить главную мечту:

Быть рядом. Просто. Без условий.
Делить и радость, и тюрьму.
Вот настоящая любовь, и
Буду верить я. В неё одну.

Ёжинка.