⛔В детской областной больнице от вируса умерла 5-летняя девочка.
В редакцию Myslo обратились родители умершей на прошлой неделе 5-летней Насти из микрорайона Левобережного.
7 марта у Настёнки поднялась небольшая температура 37.3. Ближе к вечеру температура повысилась до 38.3. Я дала ей парацетамол.
8 марта утром температуры у дочки не было, никаких проявлений болезни тоже. Ничто не предвещало беды. Настя была бодрая и веселая, папа принес нам цветы и подарки. Температура не поднималась. Вечером дочка легла спать, я около половины десятого пошла в ванную, и тут мне кричит муж: «Выходи, с Настей что-то не то!» Ее всю трясло, мы измерили температуру — 41! Я быстро дала ей парацетамол и нош-пу, муж в это время вызывал скорую. Скорая приехала через 16 минут, вкололи ей смесь от температуры. У Насти от жара начались судороги, она запрокинула голову, ручки вытянулись, речь стала несвязной, а кончики пальцев посинели. Потом ее вырвало. Врачи сказали, что это может быть реакция на препарат, вкололи еще что-то. Медики постоянно звонили кому-то, консультировались, потом приехала еще одна карета скорой. Мы думали, что реанимация, но машина была «пустая», без реанимационного оборудования.
Врач осмотрел Настю, сказал, горло не красное. Вставил в ручку катетер, ввел что-то и поставил свечку цефекон, велел собираться в больницу. Нас привезли в детскую областную на Бондаренко.
Когда поступили, дочка была в сознании, ее рвало. У нас взяли тест на ковид и определили в палату под номером 29. Врач велел мне следить за температурой: «Если поднимется выше 37.5, дайте ей вот эту жидкость». Я давала Насте ее, но лекарство вышло с рвотой. Я снова нажала на кнопку вызова врача, мне сказали нести ребенка на капельницу в процедурную. Дочку рвало чем-то красным, мне показалось, что это кровяные прожилки.
Я просила реанимацию, но медики сказали, что они сами решат, что им делать.
Тем временем дочь была без сознания, — продолжает Нина. — Врач подходил, светил фонариком в глаза, я лично не заметила, чтобы зрачки Насти реагировали на свет. Но врач сказал, что реагируют, просто мне этого не видно.
Врач позвонил в реанимацию, там ему ответили, что «это еще не наш
клиент».
Мне сказали, что от температуры нам могут дать только свечи цефекон, и то в младенческой дозировке, поэтому поставить нужно сразу три штуки. Но результаты от свечек были, конечно, нулевые.
Около половины пятого утра состояние Насти сильно ухудшилось, губы посинели. Она ни на что не реагировала. Медики сказали, что она просто спит, так как действует лекарство преднизолон.
В 6:13 Настя начала икать, и врач отключил ей маску и капельницу — «Пусть отдохнет».
В 6:25 дочка сделала вдох и вдруг вся посинела, губы, лоб… Врачи закричали: «Дайте нашатырь!», и меня выгнали из палаты.
Я слышала, что у Насти два раза была остановка сердца. Вызвали реанимацию, которая дала ответ: «Мы не поедем, у нас дети под ИВЛ, вызывайте реанимобиль». Настю вынесли в коридор, она была вся синяя, описалась… Я спросила: «Она дышит?», врач ответил, что «дыхание редкое». Больше о своем ребенке я ничего не знала.
Дежурный врач Исабоев, который принимал Настю, подходил ко мне, брал за руку. Сказал, что дочка еще жива, ее пытаются спасти: «Такая жизнь».
Когда Настя умерла, мне никто ничего не сообщил. В больницу приехал мой брат, он буквально бегал там за врачами, пытался выяснить, жива ли девочка. Дежурный врач молчал. И только доктор следующей смены, который заступил около восьми утра, сказал брату, что моя дочка умерла.
Нина уверена, что медики упустили время и ее дочка умерла из-за некачественного лечения. Она прямо из больницы позвонила в полицию и Следственный комитет.
Согласно посмертному эпикризу, у Насти диагностирована острая вирусная инфекция неуточненной этиологии, крайне тяжелое молниеносное течение.