Я бы обосрaлсᴙ, eсли бы мoй дед был Шpэкᴏм

Письмо Евгения Леонова сыну

«Андрюша, ты люби меня, как я люблю тебя. Ты знаешь, это какое богатство — любовь. Правда, некоторые считают, что моя любовь какая-то не такая и от нее, мол, один вред. А может, на самом деле моя любовь помешала тебе быть примерным школьником? Ведь я ни разу так и не выпорол тебя за все девять школьных лет.

Помнишь, ты строил рожи у доски, класс хохотал, а учительница потом долго мне выговаривала. Вид у меня был трижды виноватого, точно я стою в углу, а она меня отчитывает как мальчишку. Я уже готов на любые унижения, а ей все мало: «Ведь урок сорван... — ведь мы не занимаемся полноценно сорок пять минут.. — ведь сам ничего не знает и другим учиться не дает... — ведь придется вам его из школы забрать... — ведь слова на него не действуют...»

Пропотели рубашка, пиджак и мокасины, а она все не унималась. Ну, думаю, дам сегодня затрещину, все! С этими мыслями пересекаю школьный двор и выхожу на Комсомольский проспект. От волнения не могу сесть ни в такси, ни в троллейбус, так и иду пешком...

Женщина тащит тяжелую сумку, ребенок плачет, увидев меня, улыбается, спиной слышу, мать говорит: «Вот и Винни-Пух над тобой смеется...» Незнакомый человек здоровается со мной... Осенний ветерок обдувает меня. Подхожу к дому с чувством, что принял на себя удар, и ладно. Вхожу в дом, окончательно забыв про затрещину, а увидев тебя, спрашиваю: «Что за рожи ты там строил, что всем понравилось, покажи-ка». И мы хохочем.

И так до следующего вызова. Мать не идет в школу. А я лежу и думаю: хоть бы ночью вызвали на съемку в другой город или с репетиции не отпустили бы... Но Ванда утром плачет, и я отменяю вылет, отпрашиваюсь с репетиции, я бегу в школу занять свою позицию в углу.

Какие только мелочи достойны наших переживаний...
Я оттого и пишу эти письма, чтобы исправить что-то неправильное, и выгляжу, наверное, смешным и нелепым, как некоторые мои персонажи. Но ведь это я! В сущности, дружочек, ничего нет проще живой тревоги отцовского сердца.

Когда я один, вне дома, тоскуя, вспоминаю каждое твое слово и каждый вопрос, мне хочется бесконечно с тобой разговаривать, кажется, и жизни не хватит обо всем поговорить. Но знаешь, что самое главное, я это понял после смерти своей мамы, нашей бабушки. Эх, Андрюша, есть ли в твоей жизни человек, перед которым ты не боишься быть маленьким, глупым, безоружным, во всей наготе своего откровения? Этот человек и есть твоя защита.
А я уже скоро буду дома.

Отец. Ленинград. 3 октября 1974 года

Со смыслом!

Дочка моя

Мне поставили диагноз. Самый страшный для любой нормальной женщины. Да, да. У меня не может быть детей. В общем-то, я сама знаю, что послужило причиной. Выкидыш. Как банально. Мой любимый женат, жену не бросит, а я забеременела, думала - рожу. Для себя рожу. Что такого? Мне уже 35, детей нет, никогда даже замужем не была. А ребенок? Будет отрада для меня. Любимый, узнав о беременности просто избил меня. Знаете... прямо на улице. Срок был около 4х месяцев, а он лупасил меня ногами по животу, по голове. И никто, никто не защитил. Я чувствовала себя новорожденным щенком, беспородным, слепым, голым. Который никому не нужен. Я лежала, а он пинал. Я даже боли вроде не чувствовала, не помню ничего. Отпинал и ушел. Вроде бы кто-то вызвал врачей, возможно люди из дома рядом увидели, позвонили. Там, в больнице, провалялась три недели, сообщили, что все, нет никакого ребенка, да никогда и не будет. Думала - выйду отсюда, да сразу в окно, но почему-то передумала. Не знаю, почему. Слабая, наверное. Нерешительная. Надеялась, может быть, на что-то. 
Домой совсем не хотелось. Решила по парку пройтись, как раз рядом. Шла и думала - и почему я? Мысли перебивались, отвлекалась на падающие листья, на шарканье дворника метлой, на где-то смеющихся детей... и опять думала - почему со мной? Присела на лавку, закурила. Никогда ведь не курила, откуда эта сигарета взялась? И спички. Как в тумане все. Память обрывками. Встала, пошла. 
Брела бесцельно, не разбирая дороги, пока не очнулась, вставляя ключ в дверь своей квартиры. Понимала, что смысла вроде и нет уже никакого. Кухня. Газ. Чайник. Кофе. Одна ложка кофе, одна сахара, как обычно. Хм... смешно даже. Как будто схема какая-то. Села за стол, включила ноутбук - рабочий стол, заставка с красивым осенним видом. Прямо как за окном... 
За ногу кто-то тронул. Не обратила внимания, кошки нет у меня. Может, мошкара какая залетела через открытое окно? Опять кто-то тронул - провел от колена до щиколотки. Дернулась, почесала ногу рукой и дальше смотрю на рабочий стол - какие красивые краски, цвета, листья, солнце играет между деревьями... Опять щекотно! Да что же это такое? Наклонилась под стол, сама думаю - ну что за чушь? Проверять еще не хватало, как будто там кто есть! Ха-ха. Мысли в секунду уложились, а сама уже под стол смотрю - девочка сидит. Ноги свои руками обнимает, улыбается и ручкой мне машет. А сама вроде и не ребенок! Как будто карлица. Маленькая, горбатая, рот кривой, волосы жиденькие, с залысинами. А улыбается так искренне, во весь рот, а зубов там 4 штуки, торчат в разные стороны. Смешная, забавная, но жутковатая. А мне вроде бы и все равно, сидит и сидит, откуда взялась? Да без разницы. Мне уже вообще на все происходящее равнодушно. Спрашиваю - А ты кто? А она - Настенька! Я - Ну, привет, Настенька, а я Надя. Иди, сядь на стул что ли, что под столом сидишь? Голодная? Давай накормлю? - Я голодная, буду! - отвечает. 
Села со мной рядом, налила ей супа, как раз сварила. Она так охотно ела, причмокивала, как будто всю жизнь ничего подобного не ела. Глажу ее по голове, а на ладонях волосы ее остаются, вылезают прям разом, пучками. Перестала гладить, пока совсем лысая не стала, их, волос и так мало совсем. Спрашиваю - А ты откуда здесь взялась? А она - А я из тебя. Я - ты! И на колени мне садится и за шею обнимает. И я чувствую - родная моя. Дочка моя. Наверное та, что не родилась. Наверное, она и есть. И так легко стало, так уютно. А она все крепче и крепче обнимает. А я ее. 
И слышу - плачет. А я вместе с ней. Обнимает и плачет. 
Дернулась и в шею мне зубами вцепилась... чувствую, больно так, щипет, кровь горячая хлещет из горла. По плечам течет... А я улыбаюсь. Глаза закрываются, силы уходят, а я улыбаюсь... 
Улыбаюсь, глажу ее по тощей ребристой спине и повторяю - дочка, дочка, дочка моя.

Девяносто бетонных блоков в течение одной минуты сломал рукой норвежец Narve Laeret на съемках телевизионной передачи «Senkveld» телеканала TV2 9 ноября 2006 г. в Осло.

- Чем вы занимаетесь по жизни?
- В основном офигеваю oт происходящего...ツ