Воспоминания Вадима Валентиновича Знаменова о восстановлении парков и дворцов Петергофа

"Время стремительно идет вперед, отдаляя от нас период послевоенного возрождения Петергофа. Детали забываются, стираются в памяти, но яснее становится главное: необходимость полного восстановления разрушенных памятников, возвращение былого великолепия дворцам и паркам.

Впервые я увидел развалины Петергофа в марте-апреле 1944 года, после возвращения из эвакуации. Вместе со своим сверстниками я сначала «исследовал» городские руины, позже доехал «зайцем» до пригородов: Павловска, Царского Села, Петергофа. Большая часть территорий была еще заминирована: везде стояли предупреждающие знаки. Но только мы, мальчишки, не боялись туда залезать — мы росли среди этих развалин. Помню, в павильонах Павловска попадались остатки каминов, росписи на отвалившейся штукатурке... Всю красоту того, что здесь когда-то существовало, невозможно было и вообразить. Мы очень удивились, когда в школе нам впервые показали альбомы с довоенными видами. Помню, дома родители постоянно сожалели об утраченных парках, вспоминали свои поездки туда как настоящий праздник.

В послевоенное время, когда люди все еще страдали от голода, холода, отсутствия необходимых вещей, одежды, казалось, что восстановить все это богатство невозможно. Однако уже тогда звучали голоса: мы сможем, мы восстановим! И со временем подобные планы стали казаться реальностью, а не пустой пропагандой. На памятниках начали работать реставраторы. Несмотря на все трудности, полуголодные, уставшие люди, инвалидами вернувшиеся с войны, работали честно: восстановление дворцов стало общим делом. Специалисты с удовольствием показывали мне, мальчику, свою работу.

Когда в 1965 году я стал сотрудником музеев Петергофа, уже давно работала фонтанная система, но в Большом дворце были открыты всего три зала. Из эвакуации вернулись «головки» Ротари, наполовину была восстановлена Белая столовая, но в других залах возведены только новые железобетонные перекрытия. Все остальное eщe предстояло сделать. Тогда полным ходом шли реставрационные работы в Павловске, и это дарило вдохновение и надежду на позитивные результаты.

Однако музей — это не только дворцовая архитектура. Его важным элементом всегда были и остаются экспонаты, музейные предметы, а их остро не хватало… Поначалу в Петергофе даже наименее пострадавшие дворцы стояли пустыми. Музейные вещи, некогда украшавшие их, погибли или были расхищены. Какие-то предметы были возвращены из эвакуации, но не заняли своего места в Петергофе.

Редкие посетители музеев могли следить за работой реставраторов, которые трудились прямо в залах, видели их профессиональную «кухню» и конечный результат: вот появился плафон, вот лепка на стене, вот резьба. Причудливая деревянная резьба казалась всем чем-то невероятным.

Молодые реставраторы и более старшие по возрасту консультанты, начавшие работать в пригородах, сделали самое важное дело — в первую очередь они смогли доказать, что возможно возродить все и это не утопия. Я много раз слышал разговоры наших коллег из тех европейских стран, где также проходили боевые действия. Французы, например, признавались, что если бы разрушили Версаль, они не смогли бы его восстановить. И это притом, что на Западе существовала профессиональная реставрационная школа. В России же после революции и Гражданской войны были утрачены многие традиции. У нас остались лишь отдельные специалисты, которые после войны из рук в руки передали молодому поколению Профессию.

Денег было мало, но даже когда они были, не всегда удавалось их освоить из-за нехватки материалов. Все поставки шли через Госплан в Москве. Все надо было вымаливать, выпрашивать, выколачивать. Люди нередко пренебрегали принципами, чтобы сделать это великое дело. Высокие чиновники часто спорили с реставраторами, хотя сами мало в чем разбирались и вечно подгоняли со сроками. Работа с экспонатами тоже была непростой — держать и переносить фарфоровые вазы замерзшими руками рискованно и страшно…

Одновременно шла научная работа, тщательно изучались документы и все сохранившиеся части декора. Все то подлинное, что сохранилось, было отреставрировано в первую очередь, даже деревянные люстры Екатерининского корпуса, пролежавшие в промерзшем здании не одну зиму. Рухнувшую стену Монплезира постарались как можно быстрее вновь собрать из старых кирпичей. И это делали слабые, голодные люди.

В Петергофе работами руководили замечательные реставраторы. Большим дворцом занималась Евгения Владимировна Казанская со своим учителем Василием Митрофановичем Савковым. Архитектор Александр Эрнестович Гессен, вернувшийся с войны с подорванным здоровьем, тратил все свои силы на дворцы петровского времени. Воссоздание утраченного было тогда единственно правильным и очевидным путем, и мы с неприязнью выслушивали интеллигентское модное слово «новодел», хотя в этом понятии и была доля правды. Порой даже А.Э. Гессен предлагал такие решения, как консервация отдельных частей здания, например искореженной решетки Марли, в том виде, какими они остались после войны. Однако это противоречило самой идее восстановления полного, живого ансамбля, что казалось самым важным.

Люди трудились, совершенно не представляя, что будет завтра, ведь началось «ленинградское дело», продолжались аресты. Ранее репрессированный довоенный директор Николай Ильич Архипов, рискуя вновь попасть в лагерь, приезжал консультировать молодых реставраторов. Все отдавали себя общему делу, понимали всю важность возвращения России Петергофа. В работе использовали самые разные методы — и передовые, особенно когда дело касалось гидротехники и восстановления скульптур, и совершенно дикие с точки зрения современной науки. Но дело было сделано с честью, и не случайно сейчас, спустя десятки лет, к нам приезжают не только любоваться красотами, но и учиться.

Поэтому еще раз мне хочется сказать огромное спасибо всем этим людям: реставраторам, консультантам, сотрудникам, поднявшим из руин Петергоф. Большинства из них уже нет с нами. Но нельзя забывать их подвиг, надо помнить…"

Источник: Послевоенная реставрация: век нынешний и век минувший. СПб., 2010. С. 5-6.

На фотографии - работы по восстановлению ограды Верхнего сада, 1945 г. Центральный государственный архив кинофотофонодокументов Санкт-Петербурга. Ар 18261.
Наш Петергоф