Скоро проезд подорожает

Знаменитые были певцы, в своё время

Абсолютно каждый любил таким играться

Еще один ход 

К пяти часам вечера чистое январское небо над Арденном заволокло мрачными тучами, раскаты грома красноречиво приветствовали черного орла Германии, отдаваясь эхом от стен развалюх в городских трущобах. Молнии, словно стрелы рассвирепевшего бога грома, впивались в чудом уцелевшие при бомбежке высокие крыши зданий. Казалось, что сам Дьявол пришел сюда, устроил весь этот кошмар с одной-единственной целью: выгнать преисполненных решимости американских и английских солдат из-за нагромождения баррикад, перекрывающих улицы и дороги, ведущие к занятому штабом обороны зданию городского совета. 

Барри Траску не нравилась такая перемена погоды, да еще желудок скрутило от боли так, что сигарета дрожала в пальцах. Не от тяжелого январского холода, а от гнетущего осознания приближающегося черного бедствия, которое порождено всей пролитой кровью и сотнями миллионов замученных до смерти душ. Пощады не будет, и пленных тоже. Эхо грядущей битвы прозвучит внезапно: с первым вражеским выстрелом и с первым павшим на поле боя солдатом. Почему то именно сейчас Барри Траск был абсолютно уверен, что первым павшим окажется именно он. Это непреложная военная истина: разведчики гибнут первыми. 

Барри сидел в пулеметном гнезде: перед его глазами громоздилась внушительного вида баррикада, собранная из всякого строительного хлама. Чуть правее и левее баррикады виднелись недоискалеченные остатки каменных домов – когда-то там жили люди. Иногда в ночных снежных сумерках Барри и его товарищи видели скользящие в тени человеческие силуэты. Призраки? Может и так, а может – это были просто отчаявшиеся найти приют, выжившие, старающиеся хоть на миг забыть о войне, одинокие, недоверчивые. В зияющих пустыми глазницами, присыпанных снегом провалах окон Барри видит встревоженные и напряженные лица ребят. Кажется, уже все знают, что их сегодня ждет, все видели жуткое предвестие грядущей ожесточенной битвы, поэтому и боятся. 

Барри Траск прекрасно помнит день перед часом «Икс»: воодушевляющие речи полевых командиров; полные энтузиазма и решимости солдаты, рвущиеся совершать подвиги. Тогда никто из этих парней не боялся смерти, никто даже не заикнулся о страхах и сомнениях: все верили в судьбоносный день, способный изменить и перевернуть судьбы всех, кто сражался на стороне союзников. Перед отбоем ребята рвались в бой, мечтали задать фрицам такого жара, чтобы эти гады надолго запомнили, как умеет сражаться англо-американская армия! 

И где все это сейчас? Когда начался холодный ливень, загрохотал гром, засверкали молнии – весь энтузиазм куда-то делся, а боевой дух резко остыл. Котел войны еще не закипел, фашисты не пришли, но напряженное ожидание уже довело всех до критической точки! Нервы натянулись как гитарные струны. 

Барри слушал шум дождя, и нервно теребил ленту пулемета: равномерный перестук патронов – как в четках - немного успокаивал. Ну в самом деле, если уж доходишь до того, что начинаешь кусать ногти: до самых пальцев, так, что зубы уже почти впиваются в огрубевшую кожу на кончиках пальцев… 

Отодвинув каску немного назад со лба, Барри прислушался. Вдалеке раздавался смутный шум. Никаких сомнений. Немцы. 

Решили повторить свой блицкриг. Эти звуки ни с чем не спутать: хруст обломков камней и кусков кирпичей, скрежет и грохот. Это танки. Танки и бронемашины. Они приближаются к баррикадам. И это только начало ада: подожди, вот еще прилетят мессершмитты, и тогда тебе кранты, дружище, однозначные кранты! 

Во встревоженной душе Барри Траска проснулась непреодолимая тоска по дому и одиночество. Не самое подходящее настроение, чтобы бороться за свою жизнь и расстреливать из пулемета приближающихся к баррикадам фрицев. 

Походный рюкзак лежал рядом с Барри. Запасная пулеметная лента - рядом со стойкой. Парень старался не думать о том, что у него вряд будет время для перезарядки, когда кончатся патроны. Вполне возможно, что какой-нибудь ушлый фриц забросит сюда ручную гранату… Правда, до этого еще далеко, и Бог весть - как оно пойдет: может быть, к этому моменту ребята уже бросятся навстречу немцам, и вот тогда уж точно Барри Траск их всех прикроет, но даже тогда он абсолютно не застрахован от гранаты; хотя может получиться и так, что бросок будет не таким уж метким; граната отскочит от стены и упадет куда-нибудь в сторону, но взрыв-то все равно будет! Именно взрыв. И не важно, где он произойдет. Все равно он в состоянии оглушить, контузить. А потом, когда начнется невыносимый шум в ушах, внимание рассеется, можно легко схлопотать меткую снайперскую пулю. 

Барри думал об этом, и его решимость стрелять куда-то исчезала; в какие-то мгновения он ловил себя на мысли покинуть пост, спуститься вниз по шатким ступеням и укрыться где-нибудь в подвале, прихватив с собой походный рюкзак: сухпайка как раз хватит, чтобы переждать бои, но тогда, конечно, ему грозит армейский трибунал за дезертирство. Нелегкий выбор и, к тому же, не своевременный. Танки подступали к нагромождениям баррикад, и вот тогда ребята открыли шквальный огонь: жуткая картина боя озарялась яркими вспышками молний, а раскаты грома добавляли звукового сопровождения к грохоту орудий. А еще этот невероятной силы холодный ливень! 

Барри повернул ствол пулемета в сторону танков и начал поливать броню очередями. Адреналин и азарт битвы захлестнули его разум. К тому же парень слышал и чувствовал поддержку других пулеметчиков, так же, как и он, стрелявших по фашистам, кромсавших их на части, уничтожавших их решимость продвинуться в Арденн. 

Барри уже не понимал, что делает: стреляя очередями, он орал как сумасшедший, словно это был его личный бой – только его и никого больше; остальные парни были просто статистами на прекрасно срежиссированном театральном фоне. Эта иллюзия окрыляла, позволяла безболезненно выпустить наружу всю скопившуюся ненависть, трансформировавшуюся в чуть ли не видимый горячий пар, который выходил из ушей и ноздрей. 

Один из приближающихся танков был подорван в метре от баррикады. И теперь эта груда некогда прочного металла горела, перекрыв проход и проезд следующей за танком волны техники и пехотинцев. Барри косил вражеских солдат пулеметом, как фермер – газонокосилкой траву на участке. Ему казалось, что фрицам не остается ничего, как покорно, подобно колосьям, лечь и принять свою долю – как данность, как непреложный факт. Ярость и отвага пробуждали воображение, наполняли душу мечтами о том, как бой скоро закончится, немцы отступят. Благодаря ему – отважному герою Барри Траску, храбро защищавшему Арденн, не давая врагу подступиться. У баррикады уже лежала немалая куча трупов в серой форме. Все-таки, пулеметное ремесло – это не так уж и сложно! Знай себе стреляй, не забывая время от времени поворачивать пулемет туда, где плотнее всего цепь атакующих. Пулемет все больше нагревался от непрерывной стрельбы. Ржавая мясорубка войны проворачивалась тяжелее и медленнее. Несколько метких одиночных выстрелов сняли тех, кто прикрывал пулеметные расчеты. Теперь в высоких окнах виднелись только трупы. Конечно, погибших заменяли возле пулеметов новые бойцы, но их тоже убивали. Трупов становилось все больше. Живых – все меньше. 

Немцы нашли способ обойти баррикады. Барри прекрасно помнил план обороны города: правее их огневой точки, буквально в нескольких кварталах, располагалась еще одна – преграждающая вход на другую улицу, но, к сожалению, она была не так хорошо защищена, как эта. Почему-то в штабе решили, что основная линия обороны должна проходить по главным улицам города, хотя при этом второстепенные автоматически становились менее защищенными. Однако никто из командиров не подумал, что немцы окажутся умнее и найдут способ обойти основную линию обороны. Теперь немецкая пехота беспрепятственно шествовала по «неглавным» улицам Арденна, заранее уверенная в своей победе, зачищала слабо обороняемые дома. 

Барри Траск испугался, что скоро и до него дойдет очередь: одно дело, когда косишь врагов издали, спрятавшись за надежными укрытиями, и совсем другое, - когда эти же враги самоуверенно-победоносно проходят под окнами. Прошло всего полчаса, и самые худшие опасения Барри подтвердились. Немцы действительно пошли в обход, а те, кто был по ту сторону основной баррикады, теперь бесстрашно перелезали через нее. Барри прекратил огонь. Его охватила вспышка животного ужаса, страх перед неминуемой и скоропостижной гибелью. Парень вскочил, схватил походный рюкзак за лямки, метнулся через пустой зал к шатким ступеням, но охватившая Барри паника помешала преодолеть лестничный пролет, на середине расшатавшиеся деревянные ступени с треском подломились под его весом. Барри упал и замер… 

- Шах! – объявил Бог, выдвигая белую фигуру на клетку вперед, в сторону черного короля. 

- Еще нет! – злорадно усмехнулся Дьявол, делая рокировку. 

Бог взял белую пешку в руки, благожелательно посмотрел сквозь прозрачные стенки, за которыми горели в пламени войны дома и укрепления Арденна, перемещались крохотные фигурки храбро сражающихся с немцами союзников, мягко улыбнулся тем, кто остался в живых, и выдвинул пешку вперед, сделав ее ферзем. В глубине светлой фигурки освобожденный от немцев Арденн праздновал свою великую победу!

Странный человек

Я не знаю, насколько эта история страшная, но поделиться ею хочется.

Это происходило в 2006 или 2007 году, мне тогда было 11 или 12 лет — я точно не помню. Мы с родителями жили в одном из спальных районов на севере Москвы. Я училась в школе и после уроков или по выходным любила кататься на роликах по дворам или просто гулять. Мама иногда отправляла меня в магазин по мелочи — хлеб, еда для кошки и т. д. Ну и, чтобы в разные магазины не заходить, я всегда ходила в небольшой крытый рынок. Там разные отделы были — с продуктами, зоотоварами и хозтоварами.

Однажды я пошла в очередной раз за хлебом. Стою в очереди, думаю о чём-то, и тут меня кто-то по плечу хлопает. У меня особо друзей не было, которые могли бы меня тут встретить, поэтому я заведомо настроилась на оборону. Поворачиваюсь и вижу — надо мной навис высокий худой, немного уродливый (особенно запомнился длинный узкий нос крючком) молодой человек лет двадцати пяти с явными признаками психического отклонения (глаза у него горели безумно, бр-р-р) и улыбается так мерзко, тихо посмеиваясь (хотя я до сих пор не уверена, что это можно назвать смехом — звук был такой, какой обычно дети с синдромом Дауна издают, удивляясь чему-либо). Я в ужасе, сказать ничего не могу, потому что была очень стеснительная. Сердце как бешеное колотится, что делать — не знаю. Стояла секунд пять, а он мне рукой так машет очень медленно, как будто у него с координацией проблемы, и говорит: «Привет!». Потом опять это «гы-гы-гы». Тихо так. Я бежала так быстро, что до дома добралась минуты за три. Прибежала с глазами по пять рублей и маме стала рассказывать. Она отмахнулась, сказала, что по весне много всяких ходит, но велела аккуратнее по улице гулять.

Я потом с опаской ходила в тот магазин (а он был ближайшим, где было то, что иногда нужно купить домой) и почти каждый раз видела этого человека. И он меня видел, каждый раз улыбался мерзко и гигикал, горбясь. Раз даже вышел за мной на крыльцо, но я успела спрятаться за палаткой с мороженым. А он стоял и судорожно оглядывал улицу — видно было, что злится.

Однажды я не уследила, и он опять меня по плечу похлопал и сказал: «Привет». Когда я бегом из магазина выбегала, оглянулась — он за мной бежал, но не спеша. Потом отстал вроде. Потом его не видела всю весну и часть лета. Но очень боялась. Страх был просто жуткий, доходило до того, что в первые недели я впадала в истерику, когда надо было в тот магазин идти, но родителям не показывала виду (я вообще никому никогда эмоций своих не показывала). Тем не менее, рассказами про этого человека я их изрядно измотала, и они перестали меня отпускать гулять далеко — только во дворе. Но я знала, что они считают, что я всё выдумываю.

И вот однажды мы всей семьёй возвращались с какого-то праздника и проходили мимо этого магазина. Я немного отстала, рылась в карманах, искала йо-йо, а когда глаза подняла, чтобы посмотреть на дорогу, увидела этого человека. Он шёл за руку с какой-то старушкой, сгорбившись. И смотрел на меня, а когда увидел, что я его заметила, одёрнул свою спутницу, что-то ей прошептал и мерзко мне улыбнулся, подмигнув и облизав зубы. Я до сих пор этого забыть не могу — дрожь пробирает, когда это вспоминаю. Тогда я даже подумать не могла, что это может быть за человек. Подозревала, что маньяк какой-нибудь, но мало что об этом знала. Родителям говорить не стала, потому что знала: они опять скажут, чтобы я не выдумывала. Просто догнала отца и вцепилась ему в руку, не отпуская до самого дома.

Сейчас я боюсь себе представить, что тот человек хотел сделать с маленькой 11-летней девочкой, облизывая зубы и подмигивая...

Ненасытное чрево

Двадцати двухлетняя Анастасия, только недавно закончившая медучилище, устроилась работать медсестрой. Зарплаты, которую она там получала, не хватало даже на оплату съёмного жилья. Знакомые предложили ей место сиделки за больным человеком, и девушка с готовностью отправилась знакомиться с нанимателем.

Она приехала по указанному адресу, где её встретила пожилая, приятная, и видимо, очень состоятельная женщина. 
- Добрый день. Я – Агния. – Представилась женщина, протягивая Насти свою морщинистую руку, украшенную золотыми перстнями.
- Анастасия, очень приятно. – Девушка заискивающе растянула узкие губы в улыбке.
- Я нанимаю Вас для присмотра над моей пожилой матерью, ей девяносто два года. Сейчас мне нужно уехать в Израиль к мужу, но мать я не могу взять с собой, а больше родственников в России у нас нет. Я её очень люблю, но мне просто необходимо вернуться в Израиль. Я оплачу ваш труд наперед, чтобы не связываться с переводами, а вы напишите мне расписку о получении денег. Надеюсь, что поскольку вы имеете медицинское образование, то сможете обеспечить мою мать высококлассным уходом. Мне известно, что вы снимаете квартиру ,и поэтому хочу предложить вам переехать сюда, чтобы сэкономить деньги. Также я оставлю вам солидную сумму на питание моей мамы. Покупайте ей всё самое свежее и хорошее, на этом не экономьте. Вы согласны?
Анастасия уверила пожилую женщину в том, что будет ухаживать за её матерью -Татьяной Геннадьевной, как за своей родной. Они быстро оформили все формальности, и девушка перевезла скромные пожитки ,заняла свою новую комнату.

Вечером Агния улетела в Израиль, а молодая девушка осталась в четырёхкомнатной квартире со своей подопечной и кучей денег, о которых она ещё вчера не посмела бы даже мечтать. Настя сварила безвкусную кашу и покормила ею больную женщину, которая была так стара и слаба, что большую часть времени спала.

Квартира была обставлена красивой раритетной мебелью, и девушка весь вечер рассматривала изысканный интерьер. Потом с любопытством стала перебирать книги, которые заняли целую стену в гостиной, так много их было, большинство из них были в тисненных золотых переплётах.

Неожиданно старуха зашевелилась и застонала и девушка, приподняв одеяло, с досадой обнаружила, что бабка вся мокрая. Подумав, Настя подсунула под неё простынь – ей не хотелось возиться с больной.
Прикрыв дверь, и больше не обращая внимания на свою подопечную, девушка уселась смотреть телевизор. Больная женщина начала громко стонать, а её сиделка сделала звук громче и злостно прошептала:
-Да пошла ты…. – её пьянило ощущение беспомощности той, за которую некому было заступиться.

Утром девушка умылась, заварила себе ароматный кофе и стала с аппетитом жевать вкусную колбасу. Запасов еды в холодильнике было достаточно. Девушка только начала привыкать к обилию деликатесов, которые раньше она себе не могла позволить. 

После сытного завтрака, она развила кипятком «Доширак» и покормила им больную. Готовить для женщины Настя не имела никакого желания. Изборожденное глубокими морщинами лицо старухи скривилось и выражало недовольство и обиду. Сиделка сняла с бабки мокрую рубашку и сменила постель, но через полчаса больная снова была уже мокрая. Разозленная Настя закрыла квартиру молча ушла за покупками для себя, ведь теперь у неё были деньги на это.
Вернулась девушка с целой большой сумкой обновок. Платья, кофточки, юбки были изумительны, и ей захотелось, чтобы кто-нибудь увидел её в новых вещах. 

Снова покормив Татьяну растворимой лапшой, Настя нарядилась, закрыла квартиру и поехала к подругам в общежитие. Девчонки долго дивились её дорогущей одежде, приобретенной в бутике, и тихо завидовали. А вечером все вместе они отправились на дискотеку. Настя вернулась домой только утром, часов в одиннадцать…. 

Её бесили изгаженные простыни, и девушка совершенно не желала стирать бельё. Решила просто складывать его в мешок и выбрасывать в мусоропровод. 
«В шкафу навалом постельного белья. - Легкомысленно размышляла она. Перед дискотекой Настя успела сходить в салон, где ей нарастили длинные гелиевые ногти.- Не могу же я портить свой шикарный маникюр»

Насте начала безумно нравится её новая жизнь: шикарная квартира, трата денег на лево и на право. Вся комната уже была завалена новой дорогущей одеждой и бижутерией. Одно только раздражало девушку – имея всё это, ей приходилось ухаживать за немощной бабкой.

От «Доширака» у больной приключился запор, и она корчилась в коликах, а её сиделка зло комментировала происходящее:
- Ничего, потерпишь! Как раз простыней почти не осталось.

Вечером Настя вновь поехала к подружкам и там она познакомилась с парнем. Ей было так хорошо и приятно в его обществе, что домой совершенно не хотелось возвращаться. Была пятница, и ребята всей компанией собрались развлекаться.
Насте очень хотелось понравиться хоть чем-то своему новому другу. Внешность у неё была неказистая: тощая фигура, неприятные черты лица и редкие мышиного цвета волосы. Поэтому девушка весь вечер и ночь изображала из себя крутую. Сорила деньгами, покупая на всю компанию французское шампанское и фрукты.

Когда она, наконец, заявилась домой, Татьяна тихо стонала. Настя подсунула под неё тряпки и попыталась напоить кефиром, но старуха лишь обрыгала всю постель и новую кофточку сиделки.

Сильно обозлившись, Настя отхлестала по щекам бабку. В квартире стояла невыносимая вонь и, девушке захотелось всё бросить и бежать. Переодевшись, она сказала, обращаясь к своей измождённой подопечной:
- Я тебя проучу, коза старая.
Настя и не думала, не возвращаться, но вновь всё сложилось так, что девушка не пришла домой. Себя она утешала тем, что нет ничего страшного в том, что бабка немного поголодает, ведь некоторые люди даже лечатся голодом….

Через два дня, когда Настя вернулась в квартиру, то увидела, что старуха лежит тихо, будто в глубоком обмороке. Девушка испугалась ,и начала её трясти. Неожиданно Татьяна Геннадьевна распахнула мутные глаза и совершенно чётко сказала:
- Кая я тебя ненавижу, ты мучитель, а не человек. Я проклинаю твоё чрево, жри и давись. Будь свиньёй, ведь ты и есть свинья….
Больше она ничего не смогла произнести. Худое тело её затряслось, а блеклые глаза закатились, Настя хоть и была плохим медиком, но всё же поняла, что старуха умерла.

Девушка переодела мёртвую женщину во всё чистое , убрала в комнате и стала думать, как ей теперь быть:
«Старухе девяносто два, вряд ли её будут анатомировать, чтобы узнать о причине её смерти. И если даже и вскроют, я ведь её не травила, а что желудок пустой, так пусть ещё докажут, что это я её не кормила, может она сама не желала есть»

Настя позвонила Агнии в Израиль и сообщила, что Татьяна Геннадьевна умерла во сне, без мучений. И что они успели очень сильно привязаться друг к другу. 

Нанимательница вскоре прилетела из Израиля, чтобы похоронить свою мать. Женщина поверила сиделки и решила, будто и правда Настя была последнее опорой и отдушиной для её матери. Агния решила отблагодарить добрую девушку и оформила на неё дарственную на квартиру….

Настя же зажила хорошо, теперь у неё было собственное жильё, да ещё и какое! В городе, как она всегда мечтала. Совесть, бывшую сиделку ни капли не мучила, наоборот, она считала – пожил, дай и другим пожить.

В скором времени что-то невероятное стало твориться с организмом девушки, она начала есть так много и так жадно, что её вес рос не по дням, а по часам. Врачи разводили руками и прописывали ей многочисленные диеты. Настя же была не в состоянии следить за своим питанием, она ела всё подряд, но чувство голода не проходило. Тогда девушка вспомнила слова, а точнее проклятие той бабки, которую она загубила. Девушка начала звонить и писать экстрасенсам и целителям, но только выбросила на их сеансы все деньги. Совсем отчаявшись, она даже сходила на могилку Татьяны Геннадьевны и поставила за неё свечку в церкви. Ночью же девушка проснулась от неприятного холода и увидела, что у кровати стоит сгорбленная фигура. Настя испугалась и попыталась закричать, но не смогла, ни одна часть тела её не слушалась.

Девушка, услышав тихий смех и знакомый голос, поняла, что это старуха пришла по её душу:
- Как я умирала в одиночестве и от голода, умрешь и ты. Будешь съедена собственным ненасытным чревом. – Произнёс призрак и исчез.

Парализованная девушка не могла кричать, она даже не смогла подвигать ногой, всё её тело стало, как чужое, только сердце истерично билось в груди. Из глаз Насти потекли слёзы, нет, это было не раскаяние, это была сильнейшая жалость к себе. Девушка провалилась в глубокий обморок, а очнувшись, поняла, что ужасно хочет есть. Желудок скручивало, а рот наполнился слюной, когда соседи сверху стали что-то готовить. Если бы Настя имела бы хоть одного близкого человека, который бы забеспокоился и пришел её навестить, она бы спаслась. 

Она потеряла счёт времени и лёжа в кровати, поняла, что вся мокрая. Показалось ей или нет, но где-то рядом раздался удовлетворённый смех старухи. Во рту у Насти пересохло, сейчас бы она продала душу за глоток воды, если бы у неё эта душа была вовсе… 

Девушка умерла в муках под тихий шёпот старухи:
- Мне одной так скучно, составь же мне кампанию….