Мне память выдаёт обрывки кадров:
Вот папа, воскресенье, пять часов.
Он пахнет ветром, солнцем, виноградом,
И в голосе его живёт любовь.
Но пять часов — песчинка на ладони,
Что ветер времени сдувает без следа.
И я в пустом и тихом коридоре
Смотрю, как гаснет папина звезда.
А мама говорит: «Так будет лучше».
Но я не знаю, для кого — «для нас»?
Я вижу только грозовые тучи
В сиянии её усталых глаз.
Она семью, как старый свитер, сбросила,
Распустила поспешно по петле.
И детство моё стало серой проседью
На этой расколотой земле.
Мне не читали сказок перед сном,
Не подставляли сильное плечо.
Я не сидела молча под окном,
Уткнувшись в свитер, пахнущий дождём.
Меня никто не научил нырять,
Смеясь, ловить в солёных брызгах свет.
И велосипед учил держать
Не папа, а ворчливый старый дед.
Я не умела строить шалаши,
Не знала, как забить в дощечку гвоздь.
И в самом дальнем уголке души
Жила немая, ледяная злость.
Не на отца, что был всего лишь гость,
Спешащий жить в свой краткий выходной.
А на ту женщину, чья роковая горсть
Разбила мир, что должен быть со мной.
Я выросла. Я всё смогла понять.
Простить? Возможно. Время — лучший врач.
Но иногда так хочется обнять
Того, кто слышал мой беззвучный плач.
И прошептать сквозь годы и туман,
Собрав осколки детской той мечты:
«Мне так тебя, отец, недоставало там,
Где больше всех был нужен ты».
Ёжинка.
Комментарии