Я помню сад, песочницу, качели, Игрушек разноцветный х?...

Я помню сад, песочницу, качели,
Игрушек разноцветный хоровод.
А в сердце — отголоски той метели,
Что разделила жизнь на «до» и «вот».

Мать выбрала свой путь, ушла, разбила
Всё то, что называлось «мы», «семья».
А папу я по крохам лишь любила —
Часы в неделю. Только он и я.

И вот однажды, в день простой и серый,
Мы всей гурьбой гуляли во дворе.
Я вдруг застыла, охватившись верой,
Увидев тень его, как в мираже.

Он шёл за сеткой ржавого забора,
Спокойный, тёплый, самый мой, родной.
И не было счастливее фурора,
Чем крик мой детский: «Папа! Папа мой!»

Он улыбнулся, замедляя поступь,
Как будто время растянул для нас.
А я, забыв про робость или гордость,
Кричала всем в тот самый светлый час:

«Смотрите! Это папа мой! Ты слышишь?» —
Я дёргала за кофточки ребят.
«Он самый лучший! Он со мною дышит!» —
И мчалась пулей, не смотря назад.

Влетела в руки, в сильные объятья,
Вдохнула запах куртки и тепла.
И не было на свете больше счастья,
Чем эта встреча, что меня нашла.

Я не хотела руки разжимать,
Боялась, что растает, словно дым.
И начала взахлёб ему вещать
Про всё, что стало для меня большим:

Про кашу, про разбитую коленку,
Про нового товарища, про сон...
Он слушал, гладил волосы легонько,
И был в меня без памяти влюблён.

Но время — злой и строгий воспитатель,
Прогулка кончилась. Обед. Пора.
Я знала: он не враг и не предатель,
Он — мой герой. Так будет навсегда.

Иду послушно, ему сердечко показав рукою,
И лёгкость наполняет мою грудь.
Укрытая небесной синевою,
Ложусь в кроватку, чтобы отдохнуть.

И в тихий час, когда все дети спали,
Когда ресницы тяжелели от тепла,
Мне снился сон, где не было печали:
Мы с папой. Вместе. Просто. Навсегда.

Ёжинка.