ЛИТЕРАТУРНОЕ КРАЕВЕДЕНИЕ???
Александ ПШЕНИЧНИКОВ
(продолжение)
Мы долго кружим по московским улицам. Но приходит время отправляться мне на вокзал. И вот уже Яшин крепко жмет мне руку.
- После курорта приходи на Бобришный угор, я буду там. Никольск и Блудново - моя судьба.
В августе на Бобришном угоре уже стояла изба из соснового леса, покрытая шифером, с настланными полами и потолками. Окна ее смотрели на излучину реки.
Печник возился с глиной, кирпичами, и Александр Яковлевич помогая ему, записывал названия печных инструментов и их назначение.
- Пришел кстати, - обрадовался он мне. - Мне нужно с тобой серьезно поговорить.
Придерживаясь за стволы сосен и берез, мы спускаемся к реке.
- Как встретили земляки? - полюбопытствовал я.
- По деревне хожу как именинник, а вот начальство от моего приезда морщится. Из Шарьи через радистов я попросил послать на аэродром машину. Знаешь они что ответили?
- Не знаю, но предполагаю.
- Хорошо, помог Вадим Каплин, а то запевай Лазаря. На его машине я и добрался до Никольска.
Мы спустились к самой воде и сели на бревно.
- А поговорить с тобой я вот о чем хотел, - сказал Яшин. - В нашей газете я читал твой последний рассказ «Расправа». Для чего ты его написал? Кому нужно такое чтиво? На протяжении десятка лет ты зло высмеивал хапуг, пьяниц, лодырей, тунеядцев - людей мешающих развитию нашего общества и вдруг расчувствовался и вместо того, чтобы отправить рукопись в издательство, бросил ее в печь. А утром встал со свежей головой, вышел на улицу и увидел жизнь чистую, как стеклышко, без сучка без задоринки. Таков, кажется, сюжет?
Я молча ковырял палочкой землю около своих ног и боялся взглянуть на Яшина.
- В том, что литературные способности у тебя есть, нет никаких сомнений. То, что печаталось в «Красном Севере», я читал в Москве и от души смеялся над фельетонами «Кто из кого комедию сделал», «Доровские музыканты», «В глубокие бы омута», над твоими микрорассказами. Номера газеты с твоими юморесками я видел здесь, в деревнях, знаешь где? Лежали они на божницах, за иконами. Берут их оттуда люди и перечитывают. Своих стихов в таких местах я не находил, а хотел бы этого. Радовался я за тебя: думал, что выходит на дорогу жизни сатирик, и этот сатирик мой земляк. Что же случилось с тобой?
- Смалодушничал я, испугался того, что сделали с тобой, - признался я.
Яшин усмехнулся:
- Меня клюют, а у тебя душа в пятки ушла. Давно я к тебе присматриваюсь и вижу, что учитель и литератор в тебе не на равных. Учитель на правах хозяина забирает столько времени, сколько ему нужно, а литератор ютится в твоей душе, как бедный родственник. А литература не игрушка, она требует человека всего бея остатка. Ты не первый рассказ написал, и спрос с тебя должен быть строгим.
Александр Яковлевич еще долго объяснял мне, что прежде чем начать писать, надо спросить себя, для чего ты берешься за перо, какие мысли возникнут у читателя, когда он прочитает написанное тобой, а затем до мелочей продумать сюжет и, когда первый вариант будет готов, тогда и приниматься за настоящую писательскую работу: выбрасывать лишнее, добавлять необходимое и тщательно работать над языком.
- И еще прет из тебя учитель и в твоих рассказах. А литература лобовых нравоучений не терпит. Пиши так, чтобы читатель сам сделал тот вывод, который тебе нужен. А ты его суешь готовым.
Этот разговор с Яшиным мне крепко запомнился.
(продолжение следует) Текст из книги "Земляки помнят" : Александр Яшин в воспоминаниях северян / сост. В. А. Оботуров. – Архангельск : Сев.-Зап. кн. изд-во, 1988