Милые тени
Вернувшись после института в родной город, я обнаружила, что в нашем медвежьем углу никто не ждёт с распростёртыми объятиями девушку-программиста. Работы было катастрофически мало. Помыкавшись продавцом-консультантом, я устроилась оператором на АЗС. Работа мне неожиданно понравилась, умение разобраться с компьютером тоже оказалось не лишним.
По работе я часто контактировала с нашим экономистом. Зиле, так я буду называть её. Она сразу произвела на меня впечатление: высокая полная женщина лет тридцати с небольшим. Длинные тёмные волосы, карие глаза, приятный голос и милая улыбка. Зиле нравилась мне. Когда она звонила или приезжала на заправку, хорошее настроение сохранялось надолго. Зиле на удивление неплохо разбиралась в программах и оборудовании АЗС, и в её глазах я выгодно отличалась от других операторов.
Это помогло моей карьере: когда в офисе понадобилось расширить штат, Зиле посоветовала перевести туда меня. Зарплату пообещали почти в полтора раза больше прежней, мне предстояло работать в одном кабинете с Зиле — и я сразу согласилась. Отгуляв пару недель отпуска, я вышла на новое место.
Надо сказать, что где-то за полгода до этого мы с Зиле совместными усилиями отладили нужные программы, АЗС работала без проблем — Зиле не было нужды приезжать. Я слышала её голос только по телефону. И приходя в офис, сразу поискала её взглядом. В углу кабинета сидело спиной ко мне, уставившись в монитор, бритоголовое существо в чёрной футболке. Я отвернулась. Тут главбух назвала имя Зиле — и я услышала её голос позади. Поражённая, я пыталась осознать перемену, произошедшую с Зиле. Кустодиевская пышная барыня превратилась в худого большеглазого андроида, остригла волосы почти наголо. И она была красива странной красотой. Я влюбилась безоглядно.
Время шло, я осваивалась на новой работе, узнавала Зиле ближе. Она оказалась странным, неординарным человеком «не от мира сего». Зиле была умна, получила хорошее образование, больше десяти лет прожила в столице. Вернулась в наше захолустье, когда слегла старенькая бабушка — Зиле не захотела доверить уход за старушкой чужим людям. Она вообще никому не доверяла. Нет, не так. Она не воспринимала людей, как бы дико это не звучало. Зиле — она будто видела мир под другим углом или видела часть какого-то другого мира. Всегда отрешённая, погружённая в созерцание, она как-то умудрялась справляться с повседневными делами, много работала, одна воспитывала дочь Альму.
Мы постепенно сдружились. Оказалось, мы живём недалеко, и Зиле подвозила меня до дома после работы. Я искала её общества, подстраивала «случайные» встречи — и мы всё больше времени проводили вместе. Зиле была жутко одиноким человеком, но её это нисколько не тяготило. Они с дочкой жили душа в душу, предпочитая общество друг друга всем прочим. Они постоянно придумывали какие-то замысловатые игры, создавая целые фантазийные миры, населяли их разнообразными существами и буквально жили в них. Собственно, их прозвища — Зиле и Альма — тоже пришли из одной их игры, в которую они играли больше года. Я не участвовала в их фантазиях, но и не осуждала их. Наверное, поэтому Зиле приняла меня.
Когда я рассказала Зиле о своей любви, мы стали встречаться, потом я перебралась к ним. Бабушка Зиле умерла, мы жили втроём. Две мои любимые девочки и я.
Тихие и отстранённые поодиночке, вдвоём Зиле и Альма оказались весёлыми выдумщицами. Дома у них была куча настольных игр, в хорошую погоду они носились на улице, летом играли в пелоту и бадминтон, зимой — в снежки, горки, каток. И они обожали музыку. Я впервые видела вживую людей, которые увлечённо слушают оперу. Их любимые арии пели мужчины со странно высокими, будто женскими голосами.
Вкусы у девчонок совпадали почти во всём. Зиле и Альма больше походили на близнецов. Если одна жаловалась на головную боль — я уже знала, что вторая скоро тоже полезет за таблеткой. Альма, сидя дома, могла запросто сказать: «Мама скоро будет», — и точно, минут через десять во двор въезжала машина Зиле.
Я была по-настоящему счастлива с Зиле, привязалась к Альме. Мы работали, в отпуске путешествовали, растили дочку.
В то лето Альме исполнилось двенадцать, она упрашивала нас отправить её в лагерь, куда собрались её подружки. Зиле, всегда поощрявшая самостоятельность девочки, тут вдруг упёрлась и ни в какую не желала её отпускать. Альма очень хотела поехать, умоляла маму. Я тоже была на её стороне. И Зиле, не найдя разумных возражений, согласилась. Довольная Альма собрала рюкзак, и автобус увёз шумную толпу ребятишек.
Лагерь был в стороне от города. Зиле каждый вечер, закончив работу, мчалась туда. Мы с Альмой не понимали, что на неё нашло, и подшучивали над ней, перебрасываясь SMS-ками. Выходные Зиле тоже провела в машине у ворот лагеря. Прошла ещё неделя, в субботу утром мы собрались навестить Альму.
Уже заканчивая сборы, Зиле вдруг напряглась, словно прислушиваясь к чему-то. Поймав мой недоумённый взгляд, она бросила: «Что-то не так, едем». И бегом к машине, я — за ней. Зиле резко рванула с места, на дороге она выжала газ почти до упора, на её лице было что-то безумное. Мне ещё никогда в жизни не было так страшно: мы неслись на огромной скорости, бледная Зиле не отводила взгляд от дороги, что-то неслышно шептала.
Мы чудом доехали до лагеря, завизжали тормоза, Зиле выскочила из машины и бросилась к корпусам. Я не отставала, заразившись её беспокойством. Нам навстречу бежали люди. Вдруг Зиле завопила, выгнулась дугой и рухнула на землю. Я упала на колени рядом с ней, попробовала удержать её, но Зиле рвалась из моих рук, не переставая кричать, как от сильной боли. В её криках мне послышалось «нет» и «Альма» — и снова бессмысленный вопль боли. Она замолкала, только чтобы глотнуть воздуха, и кричала снова и снова, извиваясь на плитах дорожки.
Люди обступили нас, кто-то звал врача. Потом меня подняли и куда-то повели. Я шла, будто в тумане, слыша исступленные крики Зиле. Очнулась я в кабинете, когда мне в руку вложили стакан с водой. Напротив сидела женщина. «Послушайте, — заговорила она. — Вы ведь тётя той девочки, Альмы...» (Альма звала меня «тётя Ира»).
«Понимаете, тут такое дело... Мы... Ну, в общем, мы не можем её найти... А что с её мамой? Она что, больна?».
Я машинально открыла рот, чтобы произнести «не знаю», и оцепенела от ужаса — я поняла, что ЗНАЮ. Альма в беде, с ней происходит что-то очень плохое — и Зиле чувствует это. «Найдите её, быстрее!» — заорала я. Женщина начала что-то говорить, но я уже выскочила из кабинета. Меня отвели к Зиле. Она сорвала голос и выбилась из сил, но продолжала хрипеть и биться в конвульсиях. Её смогли перенести в медкабинет и вызвали из города неотложку. Глаза Зиле были открыты, но меня она не видела. Приехавшие врачи вкололи Зиле успокоительное. Только после второго укола Зиле затихла, её глаза закатились.
Зиле увезли в больницу, я поехала с ней. Два дня прошли как в бреду. Зиле лежала без сознания под капельницами, поиски Альмы продолжались. Я не знала, что делать, о чём думать. Где наша дочь, что с ней? Что сказать Зиле, когда она очнётся? А она очнётся? Что сказать Альме, если окажется, что она просто заблудилась в лесу? Я сидела рядом с кроватью Зиле и даже вздрогнула, когда увидела, что Зиле пришла в сознание и смотрит на меня. Я попыталась заговорить, но в горле стоял ком. Слёзы полились ручьём. Я видела сквозь пелену слёз, что губы Зиле шевелятся, но слов разобрать не могла. Трудно придумать что-то глупее, но я выдохнула: «Альму ищут». Осунувшееся лицо Зиле исказилось от муки, и я не столько услышала, сколько прочла по губам Зиле: «Альма умерла». Зиле снова закрыла глаза.
Альму не нашли. Зиле угасала. На неё было страшно смотреть: вокруг глаз залегли чёрные тени, нос заострился, щёки впали, руки и шея как будто высохли. Врач сказал, что её органы просто отказывают один за другим. Я плакала у её постели, умоляя её жить, не покидать меня. Зиле открывала глаза, безучастно смотрела в стену, опять закрывала. Только раз она прошептала: «Ириша, я не могу, прости». И умерла ночью.
Меня накрыло безразличие. После похорон я продолжала жить в квартире Зиле. Моя мать попыталась уговорить меня вернуться, но я хотела остаться одной. Днём я лежала или бесцельно болталась по пустой квартире. Ночью брала плеер Зиле и бродила по аллеям парка, где мы недавно гуляли втроём, такие счастливые. Осень. Зиле так любила её.
Столкнувшись с подвыпившими парнями, я не сразу поняла, чего им надо. Прозрение наступило, когда один грубо рванул плеер, наушники вылетели. Другой уже держал меня за локти. Я сильно испугалась. Как же я захотела оказаться в безопасности за стенами и надёжной дверью квартиры! Реальность пыхтела мне в лицо водочными парами. Я поглубже вдохнула, чтобы закричать, и сразу же ощутила холод лезвия — к моей шее прижали нож. Чужие лапы тискали мою грудь, но вдруг хватка ослабла, парень захрипел, схватился за горло, потом упал, корчась. Второй растерялся, отпустил меня — и тоже закрутился на месте, невнятно стеная. И тут я увидела ЭТО. Рядом с нами в темноте парка было ещё более тёмное пятно. Чёрная тень, очертаниями напоминающая человека, с багровыми пятнами на том месте, где должны быть глаза и рот. Длинной конечностью тень сжимала шею напавшего на меня. Оно разжало пальцы и парень мешком осел на стылую землю. Тень не двигалась. Страх ушёл. Время замерло. «Ириша, иди домой», — шелестел ветер голосом Зиле.
Тень медленно отступила, растаяла в осенней ночи. Я побежала домой, вошла в квартиру, наслаждаясь её теплом и светом. С этой ночи краски жизни стали возвращаться ко мне.
Я вышла на работу. Сама не знаю зачем, уходя утром из дома, я оставляла играть в проигрывателе какой-нибудь из дисков Зиле. И однажды вернувшись, нашла у своей двери толпу соседей и группу оперативников. Оказалось, молодой наркоман хотел вскрыть замок и ограбить квартиру, пока меня не было. Он умер прямо у двери.
Я не знаю, кто или что замучило Альму. Но уверена, Зиле найдёт его. Или уже нашла.
