Светлый проезд 28 , 1 подъездОтцепите,пожалуйста,наш велосипед от вашего.
Светлый проезд 28 , 1 подъезд
Отцепите,пожалуйста,наш велосипед от вашего.
Светлый проезд 28 , 1 подъезд
Отцепите,пожалуйста,наш велосипед от вашего.
Потерялась кошка. Просьба кто видел или приютил сообщить мне. Кошки нет уже давно. Или те кто приютил, отдайте обратно .
ЧТО ТАКОЕ СТОКГОЛЬМСКИЙ СИНДРОМ? И ПОЧЕМУ МЫ ВСТАЕМ НА СТОРОНУ ТОГО, КТО НАС ПУГАЕТ?
Стокгольмский синдром — термин, который появился после захвата заложников в Стокгольме в 1973 году. Тогда было впервые замечено, что жертвы могут испытывать взаимную или одностороннюю симпатию к своим преследователям. Интересно, что стокгольмский синдром в процессе захвата, похищения и другого организованного насилия — явление довольно редкое (примерно 8% случаев). Гораздо чаще он встречается в повседневной жизни — сперва между ребенком и родителями, а следом — во взрослой жизни с другими людьми.
Как возникает стокгольмский синдром?
Для этого есть несколько условий. Во-первых, шоковый эффект: человек оказывается в экстремальной для него ситуации; знакомый мир встает с ног на голову. Во-вторых, человек лишается контроля над своей жизнью: теперь над ней властвуют другие люди, а сам он беспомощен, как ребенок. В-третьих, жесткие границы снаружи, отсутствие границ внутри (например, в захваченный грабителями банк нельзя войти и выйти из него тоже, а внутренние границы между людьми становятся размытыми). Здесь подойдет аналогия с тоталитарным государством, жесткие границы которого приводят к отсутствию личных прав, свобод, частной собственности.
Вместо того, чтобы прожить боль и страх от неадекватных действий другого, прожить свою агрессию к нему, пострадавший начинает оправдывать и защищать агрессора. Под влиянием шоковой ситуации заложники могут сочувствовать своим мучителям, разделять их мотивы и цели, оправдывать и принимать их сторону. В некоторых случаях жертва даже начинает вести себя так же, как насильник. Эта стратегия кажется наиболее безопасной для психики — так человек пытается выжить.
В психологии такой защитный механизм называется «идентификация с агрессором». Чтобы разобраться в этой защитной стратегии, сначала нужно понять, что такое идентификация вообще.
Идентификация
Сама по себе идентификация — нейтральный процесс, который становится защитой лишь в определенных условиях.
Фрейд разделял незащитную и защитную идентификацию. Первая полезна, потому что помогает ребенку освоить определенную роль. Он хочет быть похожим на любимого человека и как бы присоединяется к нему: «Мама такая добрая, хочу быть, как она». Вторая же связана с чувством угрозы, и в таком случае ребенок, обороняясь, стремится уподобиться тому, кто его пугает. И тогда формула может звучать так: «Я боюсь маминых наказаний, если я стану как она, ее власть будет скорее внутри меня, а не снаружи». Это — идентификация с агрессором.
Идентификация с агрессором
Как термин, «идентификация с агрессором» была введена психоаналитиком Шандором Ференци в начале 20-го века, но более широкую известность приобрела благодаря истории, описанной Анной Фрейд несколько позднее. Фрейд рассказывала о маленькой девочке, которая боялась ходить по темному коридору, потому что думала, будто там жило привидение. Однажды родные заметили, как она проходит по нему без страха — но при этом делает странные пассы руками. Когда девочку спросили, в чем дело, она объяснила, что сама стала привидением.
Для того, чтобы запустить идентификацию с агрессором, достаточно даже разового, но очень интенсивного стресса, с которым психика не в силах справиться. В ней происходит расщепление, то есть раскол на две части — карающего агрессора и страдающую от нападения жертву.
Оставаться в позиции жертвы невыносимо. Это значит обрекать себя на боль, распад и уничтожение. Чтобы выжить, нужно перейти в активную позицию. Идентифицируясь с агрессором, человек превращается из того, кому угрожают, в того, кто угрожает. Так он может почувствовать иллюзорный контроль над ситуацией.
Почему стокгольмский синдром — это не только захват заложников?
Представим ребенка, чей папа прошел войну, страдает от последствий ПТСР и носит в себе огромное количество невыраженной агрессии. Как только его сын проявляет «детские» качества (ноет, хулиганит, слишком сильно радуется и тд.), папа его наказывает: за то, что не так посмотрел, не то сказал и вообще смеет перечить. Ребенок находится в чудовищной ситуации, которую не может изменить — в реальности, которая ему не поддается.
В ответ на это насилие в ребенке поднимается собственная агрессия — негодование, желание отомстить — но разрядить ее некуда, она аккумулируется внутри. И тогда есть два пути. Первый — всю эту внутреннюю ярость направлять на себя. Тем более, у него уже был такой опыт — он видел, как это делал с ним отец.
Второй путь — идентифицироваться с агрессором. Человек пытается объяснить себе ад, который творился в его детстве — и тут психика совершает изощренный маневр: «можно сделать вид, что дело не в папе, а это я сам виноват. Это не я был бессилен перед чудовищной реальностью, а папа был вынужден со мной так поступить, ведь я это заслужил».
Если произошедшее можно оправдать, выносить его не так страшно. Вспомните фразы «меня били — и ничего, нормальным вырос», «били — значит, было за что», «папа всегда наказывал меня по заслугам». Все это проявления стокгольмского синдрома или идентификации с агрессором.
Дальше человек может сделать следующий вывод: если поведение отца оправдано, значит, и я сам могу поступать так с другими. Продолжим наш пример: у мужчины, которого наказывали и били в детстве, рождается собственный сын. И когда он видит в нем те же «детские» проявления — в нем поднимается ярость, но ярость эта предназначена не ребенку, а собственному отцу. Но отцу ее предъявить нельзя, а сыну — вроде как можно. Так человек воспроизводит цикл насилия. И этот бытовой садизм — крайнее проявление идентификации с агрессором.
Как помогает психотерапия?
Опытный психотерапевт старается не эксплуатировать готовность клиента к идентификации, чтобы сессии не повторяли опыт зависимых отношений из жизни человека, не становились «местом захвата заложников». Психотерапевт продемонстрирует сострадание, уважение и принятие, но воздержится от субъективных оценок и советов.
Хороший результат терапии — это когда человек выбирает не роль жертвы, обрекая себя на дальнейшую боль, а активную позицию. Ему удается связать накопленную ярость и ненависть с травматичной ситуацией, безопасно выразить эти чувства — и отделить себя от болезненного опыта. Одновременно с этим в психике происходит интеграция расщепленных частей — и человек больше не обязан быть ни «агрессором», ни «жертвой».
Представляем вам историю стюардессы Нирджа Бханот, которая жертвовала своей жизнью, чтобы обеспечить безопасность 359 пассажиров.
Нирджа выросла в Индии, в скромной семье с журналистским отцом и домохозяйкой-матерью. Это воспитание сделало ее смелой и сострадательной девушкой.5 сентября 1986 года Нирджа была на борту рейса Pan Am Flight 73, летящего из Мумбаи в Нью-Йорк. Когда самолет совершил посадку в Карачи, в него ворвались четверо вооруженных террористов из Организации Абу Нидаля, угрожая взорвать самолет и требуя перелета на Кипр, чтобы освободить своих товарищей, находившихся в тюрьме.
Однако Нирджа никогда не допустит, чтобы террористы осуществили свой зловещий план. Она смело подняла тревогу и вывела из самолета пилотов и бортового инженера. Находясь одна с пассажирами, Нирджа приняла на себя ответственность за их жизни.
Террористы начали выявлять американских граждан, которые были их основной целью. Но Нирджа сделала все возможное, чтобы спасти их, скрыв 19 паспортов под сиденьями и в мусорных ящиках. Более 17 часов она продолжала помогать пассажирам, направляя их к аварийному выходу и действуя как истинный гид в мире хаоса.
Террористы поняли, что Нирджа представляет для них главную угрозу, и начали стрелять и взрывать снаряды. Нирджа погибла, закрывая своим телом троих детей. Один мальчик, которому она помогла выжить, стал пилотом, когда вырос. Нирджа Бханот стала символом мужества и самопожертвования, она отдала свою жизнь ради других, и ее подвиг никогда не будет забыт.