Погода радует. Субботний вечер на набережной. 🌄⚓
Погода радует. Субботний вечер на набережной. 🌄⚓
Еще один ход К пяти часам вечера чистое январское...
Еще один ход
К пяти часам вечера чистое январское небо над Арденном заволокло мрачными тучами, раскаты грома красноречиво приветствовали черного орла Германии, отдаваясь эхом от стен развалюх в городских трущобах. Молнии, словно стрелы рассвирепевшего бога грома, впивались в чудом уцелевшие при бомбежке высокие крыши зданий. Казалось, что сам Дьявол пришел сюда, устроил весь этот кошмар с одной-единственной целью: выгнать преисполненных решимости американских и английских солдат из-за нагромождения баррикад, перекрывающих улицы и дороги, ведущие к занятому штабом обороны зданию городского совета.
Барри Траску не нравилась такая перемена погоды, да еще желудок скрутило от боли так, что сигарета дрожала в пальцах. Не от тяжелого январского холода, а от гнетущего осознания приближающегося черного бедствия, которое порождено всей пролитой кровью и сотнями миллионов замученных до смерти душ. Пощады не будет, и пленных тоже. Эхо грядущей битвы прозвучит внезапно: с первым вражеским выстрелом и с первым павшим на поле боя солдатом. Почему то именно сейчас Барри Траск был абсолютно уверен, что первым павшим окажется именно он. Это непреложная военная истина: разведчики гибнут первыми.
Барри сидел в пулеметном гнезде: перед его глазами громоздилась внушительного вида баррикада, собранная из всякого строительного хлама. Чуть правее и левее баррикады виднелись недоискалеченные остатки каменных домов – когда-то там жили люди. Иногда в ночных снежных сумерках Барри и его товарищи видели скользящие в тени человеческие силуэты. Призраки? Может и так, а может – это были просто отчаявшиеся найти приют, выжившие, старающиеся хоть на миг забыть о войне, одинокие, недоверчивые. В зияющих пустыми глазницами, присыпанных снегом провалах окон Барри видит встревоженные и напряженные лица ребят. Кажется, уже все знают, что их сегодня ждет, все видели жуткое предвестие грядущей ожесточенной битвы, поэтому и боятся.
Барри Траск прекрасно помнит день перед часом «Икс»: воодушевляющие речи полевых командиров; полные энтузиазма и решимости солдаты, рвущиеся совершать подвиги. Тогда никто из этих парней не боялся смерти, никто даже не заикнулся о страхах и сомнениях: все верили в судьбоносный день, способный изменить и перевернуть судьбы всех, кто сражался на стороне союзников. Перед отбоем ребята рвались в бой, мечтали задать фрицам такого жара, чтобы эти гады надолго запомнили, как умеет сражаться англо-американская армия!
И где все это сейчас? Когда начался холодный ливень, загрохотал гром, засверкали молнии – весь энтузиазм куда-то делся, а боевой дух резко остыл. Котел войны еще не закипел, фашисты не пришли, но напряженное ожидание уже довело всех до критической точки! Нервы натянулись как гитарные струны.
Барри слушал шум дождя, и нервно теребил ленту пулемета: равномерный перестук патронов – как в четках - немного успокаивал. Ну в самом деле, если уж доходишь до того, что начинаешь кусать ногти: до самых пальцев, так, что зубы уже почти впиваются в огрубевшую кожу на кончиках пальцев…
Отодвинув каску немного назад со лба, Барри прислушался. Вдалеке раздавался смутный шум. Никаких сомнений. Немцы.
Решили повторить свой блицкриг. Эти звуки ни с чем не спутать: хруст обломков камней и кусков кирпичей, скрежет и грохот. Это танки. Танки и бронемашины. Они приближаются к баррикадам. И это только начало ада: подожди, вот еще прилетят мессершмитты, и тогда тебе кранты, дружище, однозначные кранты!
Во встревоженной душе Барри Траска проснулась непреодолимая тоска по дому и одиночество. Не самое подходящее настроение, чтобы бороться за свою жизнь и расстреливать из пулемета приближающихся к баррикадам фрицев.
Походный рюкзак лежал рядом с Барри. Запасная пулеметная лента - рядом со стойкой. Парень старался не думать о том, что у него вряд будет время для перезарядки, когда кончатся патроны. Вполне возможно, что какой-нибудь ушлый фриц забросит сюда ручную гранату… Правда, до этого еще далеко, и Бог весть - как оно пойдет: может быть, к этому моменту ребята уже бросятся навстречу немцам, и вот тогда уж точно Барри Траск их всех прикроет, но даже тогда он абсолютно не застрахован от гранаты; хотя может получиться и так, что бросок будет не таким уж метким; граната отскочит от стены и упадет куда-нибудь в сторону, но взрыв-то все равно будет! Именно взрыв. И не важно, где он произойдет. Все равно он в состоянии оглушить, контузить. А потом, когда начнется невыносимый шум в ушах, внимание рассеется, можно легко схлопотать меткую снайперскую пулю.
Барри думал об этом, и его решимость стрелять куда-то исчезала; в какие-то мгновения он ловил себя на мысли покинуть пост, спуститься вниз по шатким ступеням и укрыться где-нибудь в подвале, прихватив с собой походный рюкзак: сухпайка как раз хватит, чтобы переждать бои, но тогда, конечно, ему грозит армейский трибунал за дезертирство. Нелегкий выбор и, к тому же, не своевременный. Танки подступали к нагромождениям баррикад, и вот тогда ребята открыли шквальный огонь: жуткая картина боя озарялась яркими вспышками молний, а раскаты грома добавляли звукового сопровождения к грохоту орудий. А еще этот невероятной силы холодный ливень!
Барри повернул ствол пулемета в сторону танков и начал поливать броню очередями. Адреналин и азарт битвы захлестнули его разум. К тому же парень слышал и чувствовал поддержку других пулеметчиков, так же, как и он, стрелявших по фашистам, кромсавших их на части, уничтожавших их решимость продвинуться в Арденн.
Барри уже не понимал, что делает: стреляя очередями, он орал как сумасшедший, словно это был его личный бой – только его и никого больше; остальные парни были просто статистами на прекрасно срежиссированном театральном фоне. Эта иллюзия окрыляла, позволяла безболезненно выпустить наружу всю скопившуюся ненависть, трансформировавшуюся в чуть ли не видимый горячий пар, который выходил из ушей и ноздрей.
Один из приближающихся танков был подорван в метре от баррикады. И теперь эта груда некогда прочного металла горела, перекрыв проход и проезд следующей за танком волны техники и пехотинцев. Барри косил вражеских солдат пулеметом, как фермер – газонокосилкой траву на участке. Ему казалось, что фрицам не остается ничего, как покорно, подобно колосьям, лечь и принять свою долю – как данность, как непреложный факт. Ярость и отвага пробуждали воображение, наполняли душу мечтами о том, как бой скоро закончится, немцы отступят. Благодаря ему – отважному герою Барри Траску, храбро защищавшему Арденн, не давая врагу подступиться. У баррикады уже лежала немалая куча трупов в серой форме. Все-таки, пулеметное ремесло – это не так уж и сложно! Знай себе стреляй, не забывая время от времени поворачивать пулемет туда, где плотнее всего цепь атакующих. Пулемет все больше нагревался от непрерывной стрельбы. Ржавая мясорубка войны проворачивалась тяжелее и медленнее. Несколько метких одиночных выстрелов сняли тех, кто прикрывал пулеметные расчеты. Теперь в высоких окнах виднелись только трупы. Конечно, погибших заменяли возле пулеметов новые бойцы, но их тоже убивали. Трупов становилось все больше. Живых – все меньше.
Немцы нашли способ обойти баррикады. Барри прекрасно помнил план обороны города: правее их огневой точки, буквально в нескольких кварталах, располагалась еще одна – преграждающая вход на другую улицу, но, к сожалению, она была не так хорошо защищена, как эта. Почему-то в штабе решили, что основная линия обороны должна проходить по главным улицам города, хотя при этом второстепенные автоматически становились менее защищенными. Однако никто из командиров не подумал, что немцы окажутся умнее и найдут способ обойти основную линию обороны. Теперь немецкая пехота беспрепятственно шествовала по «неглавным» улицам Арденна, заранее уверенная в своей победе, зачищала слабо обороняемые дома.
Барри Траск испугался, что скоро и до него дойдет очередь: одно дело, когда косишь врагов издали, спрятавшись за надежными укрытиями, и совсем другое, - когда эти же враги самоуверенно-победоносно проходят под окнами. Прошло всего полчаса, и самые худшие опасения Барри подтвердились. Немцы действительно пошли в обход, а те, кто был по ту сторону основной баррикады, теперь бесстрашно перелезали через нее. Барри прекратил огонь. Его охватила вспышка животного ужаса, страх перед неминуемой и скоропостижной гибелью. Парень вскочил, схватил походный рюкзак за лямки, метнулся через пустой зал к шатким ступеням, но охватившая Барри паника помешала преодолеть лестничный пролет, на середине расшатавшиеся деревянные ступени с треском подломились под его весом. Барри упал и замер…
- Шах! – объявил Бог, выдвигая белую фигуру на клетку вперед, в сторону черного короля.
- Еще нет! – злорадно усмехнулся Дьявол, делая рокировку.
Бог взял белую пешку в руки, благожелательно посмотрел сквозь прозрачные стенки, за которыми горели в пламени войны дома и укрепления Арденна, перемещались крохотные фигурки храбро сражающихся с немцами союзников, мягко улыбнулся тем, кто остался в живых, и выдвинул пешку вперед, сделав ее ферзем. В глубине светлой фигурки освобожденный от немцев Арденн праздновал свою великую победу!
Странный человекЯ не знаю, насколько эта история...
Странный человек
Я не знаю, насколько эта история страшная, но поделиться ею хочется.
Это происходило в 2006 или 2007 году, мне тогда было 11 или 12 лет — я точно не помню. Мы с родителями жили в одном из спальных районов на севере Москвы. Я училась в школе и после уроков или по выходным любила кататься на роликах по дворам или просто гулять. Мама иногда отправляла меня в магазин по мелочи — хлеб, еда для кошки и т. д. Ну и, чтобы в разные магазины не заходить, я всегда ходила в небольшой крытый рынок. Там разные отделы были — с продуктами, зоотоварами и хозтоварами.
Однажды я пошла в очередной раз за хлебом. Стою в очереди, думаю о чём-то, и тут меня кто-то по плечу хлопает. У меня особо друзей не было, которые могли бы меня тут встретить, поэтому я заведомо настроилась на оборону. Поворачиваюсь и вижу — надо мной навис высокий худой, немного уродливый (особенно запомнился длинный узкий нос крючком) молодой человек лет двадцати пяти с явными признаками психического отклонения (глаза у него горели безумно, бр-р-р) и улыбается так мерзко, тихо посмеиваясь (хотя я до сих пор не уверена, что это можно назвать смехом — звук был такой, какой обычно дети с синдромом Дауна издают, удивляясь чему-либо). Я в ужасе, сказать ничего не могу, потому что была очень стеснительная. Сердце как бешеное колотится, что делать — не знаю. Стояла секунд пять, а он мне рукой так машет очень медленно, как будто у него с координацией проблемы, и говорит: «Привет!». Потом опять это «гы-гы-гы». Тихо так. Я бежала так быстро, что до дома добралась минуты за три. Прибежала с глазами по пять рублей и маме стала рассказывать. Она отмахнулась, сказала, что по весне много всяких ходит, но велела аккуратнее по улице гулять.
Я потом с опаской ходила в тот магазин (а он был ближайшим, где было то, что иногда нужно купить домой) и почти каждый раз видела этого человека. И он меня видел, каждый раз улыбался мерзко и гигикал, горбясь. Раз даже вышел за мной на крыльцо, но я успела спрятаться за палаткой с мороженым. А он стоял и судорожно оглядывал улицу — видно было, что злится.
Однажды я не уследила, и он опять меня по плечу похлопал и сказал: «Привет». Когда я бегом из магазина выбегала, оглянулась — он за мной бежал, но не спеша. Потом отстал вроде. Потом его не видела всю весну и часть лета. Но очень боялась. Страх был просто жуткий, доходило до того, что в первые недели я впадала в истерику, когда надо было в тот магазин идти, но родителям не показывала виду (я вообще никому никогда эмоций своих не показывала). Тем не менее, рассказами про этого человека я их изрядно измотала, и они перестали меня отпускать гулять далеко — только во дворе. Но я знала, что они считают, что я всё выдумываю.
И вот однажды мы всей семьёй возвращались с какого-то праздника и проходили мимо этого магазина. Я немного отстала, рылась в карманах, искала йо-йо, а когда глаза подняла, чтобы посмотреть на дорогу, увидела этого человека. Он шёл за руку с какой-то старушкой, сгорбившись. И смотрел на меня, а когда увидел, что я его заметила, одёрнул свою спутницу, что-то ей прошептал и мерзко мне улыбнулся, подмигнув и облизав зубы. Я до сих пор этого забыть не могу — дрожь пробирает, когда это вспоминаю. Тогда я даже подумать не могла, что это может быть за человек. Подозревала, что маньяк какой-нибудь, но мало что об этом знала. Родителям говорить не стала, потому что знала: они опять скажут, чтобы я не выдумывала. Просто догнала отца и вцепилась ему в руку, не отпуская до самого дома.
Сейчас я боюсь себе представить, что тот человек хотел сделать с маленькой 11-летней девочкой, облизывая зубы и подмигивая...
