Две подруги исчезли в лесу в 1988 году. Через 33 года грибники нашли ИХ КОСЫНКИ НА...
Две косынки висели на одной ветке. Грибник Борис нашёл их в сентябре 2021 года, когда полез за белым грибом в трёх километрах от заброшенной лесной дороги, возле посёлка Серебряный Ключ. За 8 часов до находки Борис выпил кофе на заправке, проверил прогноз погоды и взял свою старую плетёную корзину. Он собирал грибы в этих местах с детства, знал каждую полянку, каждый овраг. Но эту сосну раньше не замечал. Вернее, замечал дерево, но косынок на нём точно не было ещё неделю назад, когда он проходил мимо.
Голубая и розовая, выцветшие от времени до бледных пастельных оттенков, они были аккуратно завязаны сложным морским узлом. Ветка находилась на высоте 2,5 метров, явно кто-то использовал лестницу или стремянку. Борис потянулся к косынкам, и тут его взгляд упал на кору. Там были вырезаны буквы, уже заросшие смолой: АН 1988.
Через час в лесу работала оперативная группа. Эксперт-криминалист фотографировал находку с разных ракурсов, пока местные сторожилы шептались за спинами полицейских. Все помнили эту историю.
Экспертиза только подтвердила то, что уже подозревали в посёлке: косынки принадлежали Ане и Насте, 18-летним подругам, бесследно исчезнувшим 33 года назад, в последние дни августа 1988 года. Следователь Пётр, приехавший из районного центра, методично опрашивал всех, кто помнил девушек. Дело об исчезновении никогда официально не закрывали, но после пяти лет безрезультатных поисков его отложили в архив.
Теперь странная находка давала шанс узнать правду. Первым в участок приехал Игорь, бывший парень Ани. Сейчас ему 55, он владеет небольшой турбазой на окраине леса. В 88-м ему было 22, он работал автомехаником и встречался с Аней последний год её школы.
«Мы поссорились в тот день, — Игорь теребил связку ключей. На одном из брелоков болталась выцветшая фотография: Аня в той самой голубой косынке. — Она поступила в городской педагогический институт, собиралась уезжать в сентябре. Я просил остаться, выйти замуж. Глупый был, думал, что любовь важнее образования. Она сказала, что ей нужно подумать, и ушла с Настей в лес. Проветриться, успокоиться. Это было около трёх часов дня. Больше я её не видел».
Пётр заметил, что Игорь прихрамывает при ходьбе. «Старая травма, — пояснил тот, заметив взгляд следователя. — В девяностых упал с мотоцикла, сломал ногу в двух местах. Правая нога неправильно срослась. До сих пор болит на погоду».
В архиве районного отдела нашли пожелтевшее дело №234-88. Протокол допроса Игоря от 30 августа 1988 года содержал интересную деталь. Тогда он утверждал, что 28 августа был на рыбалке с друзьями. Но страница со списком этих друзей была аккуратно вырвана, остались только рваные края.
«Почему вы соврали про рыбалку?» — Пётр смотрел прямо в глаза. Игорь замялся, потом тяжело вздохнул. «Это сложно объяснить. Я действительно не был на рыбалке. После нашей ссоры я поехал к дому Ани, ждал её там до позднего вечера. Родители Ани уехали на дачу на выходные, дом был пустой. Я сидел на крыльце, думал, что она вернётся, поговорим, помиримся. Но она не пришла. Я ждал до 10 вечера, потом уехал домой. Соврал про рыбалку, потому что боялся, вдруг подумают, что я её выслеживал или преследовал».
Соседка Ани, Клавдия Ивановна, 80-летняя старушка с феноменальной памятью, подтвердила. «Мотоцикл его точно стоял. С 4 часов до 10. Я несколько раз выходила во двор, куры, огород, вечером калитку закрывать. Мотоцикл на месте, а вот самого Игоря я не видела. Может, в доме сидел, может, ушёл куда. Но мотоцикл точно не заводился, я бы услышала, он громкий был, «Урал» старый».
Это не было полноценным алиби. Теоретически Игорь мог оставить мотоцикл и уйти в лес пешком. До места, где пропали девушки, было около 40 минут ходьбы через посёлок или час в обход через поле.
Вторым вызвали на допрос Геннадия, местного егеря. 58 лет, до сих пор работает в лесничестве, знает каждую тропку, каждую просеку. В 88-м ему было 25, он только что демобилизовался после службы в морфлоте и устроился в лесничество, как раз за месяц до исчезновения девушек.
«Я организовывал поиски, — Геннадий говорил спокойно, методично раскладывая на столе старые карты и схемы. — Проверил все тропы, все просеки в радиусе 10 километров. Прочесали лес полностью. 300 человек искали 3 недели. Девушки не могли просто потеряться, лес размечен, везде есть ориентиры, квартальные столбы через каждые 500 метров».
На пожелтевшей карте 1988 года участок, где нашли косынки, помечен красным крестом и подписан: «Непроходимое болото, глубина до 3 метров». Геннадий пояснил: «Болото высохло только в 2000-х, когда изменили русло ручья для дачных участков. В 88-м там была настоящая топь, трясина. Даже летом не пересохшая. Никто в здравом уме туда бы не пошёл, поэтому мы там и не искали. К тому же от основных троп до болота нужно продираться через густой подлесок, крапива, малинник одичавший. Девушки в лёгких платьях там точно не пошли бы».
В архиве лесничества обнаружилась странная деталь. В журнале учёта имущества есть запись от 29 августа 1988 года, на следующий день после исчезновения. Геннадий сдал на склад аварийный туристический комплект: брезентовую палатку производства 1975 года, два ватных спальника, алюминиевый котелок и моток альпинистской верёвки длиной 30 метров. В графе «причина поступления» его рукой написано: «Изъято у браконьеров в секторе 7». Сектор 7 — это именно тот участок леса, где нашли косынки.
«Протокола задержания браконьеров нет», — заметил Пётр, листая документы. Геннадий заметно напрягся, начал барабанить пальцами по столу. «Они убежали, бросили вещи. Я не стал преследовать, не имел права задерживать в первый месяц работы, только фиксировать нарушения. Забрал брошенное снаряжение, оформил как положено. Начальство потом ругало, что отпустил, но что я мог сделать один против троих?»
Сторожил посёлка Евгений Иванович, которому сейчас за 80, пришёл сам и дал показания, которые усложнили положение егеря. «Я помню тот вечер, как вчера. 28 августа 1988 года, около девяти вечера, может, половина десятого. Я возвращался с покоса, косил на дальнем лугу для своей коровы. Встретил Геннадия на опушке, где тропа из леса выходит. Он шёл со стороны болота, это я точно помню, потому что удивился, что там делать. Вся рубашка в крови была, руки тоже, даже на щеке пятно. Я испугался, спросил, что случилось. Он сказал, что нашёл косулю в браконьерском капкане, задняя нога перебита. Пришлось добить из милосердия, чтобы не мучилась. Но я охотник с 30-летним стажем, косули в болотистой местности не водятся, никогда не водились. Им нужны сухие места, молодая поросль. У болота только старый ельник да осока».
Проверка личного дела Геннадия принесла ещё одну настораживающую деталь. В сентябре 1989 года, ровно через год после исчезновения девушек, он получил строгий выговор за превышение полномочий при задержании нарушителей. Подробности в деле отсутствовали, но нашёлся рапорт начальника лесничества. Геннадий избил двух мужчин, которых поймал с незаконно срубленными ёлками перед Новым годом. Избил жестоко, один попал в больницу с сотрясением мозга, сломанными рёбрами и разрывом селезёнки. Второй отделался ушибами и выбитыми зубами. Мужчины написали заявление, но потом забрали, видимо, договорились.
«У вас есть проблемы с контролем агрессии?» — спросил Пётр прямо.
«Это было давно. Стресс первого года работы. Много ответственности, мало опыта. Я тогда выпивал часто, сейчас не пью вообще», — Геннадий явно нервничал, теребил пуговицу на форменной куртке, взгляд бегал по комнате.
И самое важное: Геннадий умел вязать морские узлы. Три года службы на Северном флоте давали такой навык. Косынки на дереве были завязаны именно морским узлом, причём сложным, рифовым, с двойной петлёй. Такой узел используют, когда нужно что-то надёжно закрепить, но иметь возможность быстро развязать. Эксперт отметил, что узел завязан профессионально, с первого раза, без ошибок, человеком с большим опытом.
Третьей вызвали Нину, подругу пропавших девушек. Сейчас ей 54 года, она учитель начальных классов в местной школе, преподаёт ОБЖ. Тогда ей был 21 год, она дружила с Аней и Настей со школы.
«Я должна была пойти с ними, — Нина сразу заплакала, доставая платок. — Мы договаривались втроём погулять, посидеть у реки, поговорить о будущем. Все разъезжались учиться, это была последняя возможность побыть вместе. Но мама не отпустила. Сказала, что нужно помогать с заготовками на зиму. Огурцы солить, помидоры закатывать. Весь день дома просидела с мамой и соседками. Если бы я пошла, может, всё было бы иначе».
Она быстро назвала имена пяти соседок, которые помогали с консервированием, добавив, что они все еще живы, кроме тёти Варвары. «Могут подтвердить, я была дома с 8 утра до 9 вечера, безвылазно. Косынки, это мой подарок, — добавила Нина, промокнув глаза. — На выпускной купила три штуки на рынке в райцентре. Стоили дорого, качественные, польские. Одинаковые, но разных цветов: голубая Ане, розовая Насте, себе жёлтую оставила. Моя до сих пор дома лежит, в комоде, между маминым бельём. Не могу выбросить, память же».
На вопрос о том дне Нина ответила коротко. Аня с Настей зашли утром около девяти. Звали гулять. Я показала на тазы с огурцами, мама строго смотрела из кухни. Девочки всё поняли, ушли вдвоём. Сказали, что пойдут к старой сосне, у нас там было место встреч ещё со школы. Больше я их не видела живыми.
Пётр отметил, что в отличие от разговорчивых Игоря и Геннадия, Нина отвечает односложно, не вдаётся в детали. После получаса формального допроса её отпустили. Алиби было «железным»: пять свидетельниц готовы были подтвердить каждый час того дня.
Утром следующего дня расследование приняло неожиданный оборот. В участок пришла женщина, представившаяся Светланой, младшей сестрой Нины. Пятьдесят лет, живёт в соседнем городе, работает бухгалтером в больнице. Приехала, узнав из новостей про найденные косынки. «Есть кое-что, о чём я молчала 33 года, — начала она, нервно сжимая сумочку. — В 88-м мне было 16. Я училась в 10-м классе и...
Комментарии