🎪🎪🎪 Цирк! Цирк! Цирк! ☀️☀️☀️ Приглашаем Всех на...
🎪🎪🎪 Цирк! Цирк! Цирк!
☀️☀️☀️ Приглашаем Всех на Цирковое представление 23 июня в 18 часов в МКДЦ г Окуловка (ул.Кирова 8а)
🐒🐩🐉 Артисты Санкт Петербургского цирка представляют программу для всей семьи! Дрессированные животные: собаки, камерунский козлик, обезьяна, питон, дикобраз! Акробатика, фокусы, экстримальное йога шоу ( не для слабонервных) . Самый веселый клоун Витюша !
🍀🍀🍀 Бесплатная лотерея- главный приз Беспроводные наушники!
💳 Цена билета 400 руб. дети до 3 лет бесплатно. ☎️ Справки по тел: 89112983754
Coвeтский cвязиcт пpoклaдывaeт кaбeль чepeз реку во время боев на Курской дуге, 1943 год.
Coвeтский cвязиcт пpoклaдывaeт кaбeль чepeз реку во время боев на Курской дуге, 1943 год.
ПОМУТНЕНИЕ Общение с умотанным (если не в хламину, то...
ПОМУТНЕНИЕ
Общение с умотанным (если не в хламину, то уже близко к этому) братом меня не улыбало. Все указывало на то, что остаток ночи мне суждено страдать. Я знал, во что превращается Сева после потребления горькой, а стало быть, мне самому предстоит немало вылакать, дабы «не обидеть брата». И как итог, весь следующий день промучиться с головной болью и беготней в туалет. И мне крупно повезет, если увеселительная ночь обойдется только убитым днем с треском в голове и безостановочным рыганием. Я тяжело вздохнул, глядя на едва стоявшего на ногах Севу.
— Пасибо, отец, — он протянул таксисту мятую купюру, толкнул меня в плечо. — Ну че. Открывай.
Я распахнул подъездную дверь, впустил брата. Квартира, где мы жили второй месяц, находилась на первом этаже. Пятиэтажная хрущевка — на отшибе, в самом сердце бывшего промышленного района. Ныне львиная доля жильцов — алкаши и наркоманы, бывшие и будущие зеки, беспризорные дети и брошенные старики. Зато это было единственное доступное нам жилье на первое время. Хозяйка попросила за съем заманчиво низкую цену.
— Открывай! — смеялся Сева, размахивая трехрублевым пакетом из круглосуточной рыгаловки, полным дрянного пойла.
Мы ввалились в унылую однушку. Сева тут же заскочил в ванную, стянул грязные брюки и пустил струю в раковину. Оттолкнув ногой гору алкоголя, я упал на диван.
— Жека! — послышалось из санузла. — Ты где там?
Я не ответил. Меня кружило и тянуло блевать, стоило чуть закрыть глаза.
— Ну ты где?
— В комнате, — слабым голосом прошелестел я.
— Ты где? Ау! — В коридоре грохнулась полка.
— В комнате, говорю.
Именно такого Севу я ненавидел более всего — конченого синяка, с идиотскими воплями и цитатами их киношок. Клянусь, я бы мог порешить его, рука бы не дрогнула.
— Сэ-э-эр? Ты где?
— Да в комнате я! — зубастая злость оттесняла хмельные страдания. Я забыл о сне, хотя толком не спал двое суток из-за бабских воплей по ночам на детской площадке; из-за дерьма, именуемом в широких кругах «музыкой» из подростковых телефонов; из-за скрежета пивных банок, что по утрам давили бомжи и укладывали в сумки. И вот теперь Сева капал на мозги... капал, мягко сказано. Бросал кирпичи.
— Ну ты чего? Пойдем на кухню!
Какой же тошнотно мерзкий голос делался, когда братец заливал кабинку; как же воротило... Понимая, что в ближайшие пару часов покой мне не светит, я тягостно поднялся и заковылял на обшарпанную кухонку. Там за шатким столом Сева деловито расставлял баклажки, банки и бутылки с пивом, коктейлем и водкой. При виде сего добра желудок мой отяжелел, перевернулся, точно на бешеной карусели в парке, куда мы с братом ходили в далеком детстве за долго до того, как оставить отчий дом и перебраться во Владимир в поисках лучший жизни.
— А вот и но-о-ос! — он откупорил банку, пенистая жидкость полилась мимо стакана. — Еба! Давай помогай! Оу!
— Слушай, — я отпил пива. — Давай по стаканчику и баиньки пойдем.
— Да нормально все будет, — Сева с тысячной попытки сорвал защитную пленку с пачки сигарет. — Жек, последний день отпуска у меня. Ну ты чего! — он закурил. Крохотная кухонка тут же наполнилась дымом.
— Я понимаю. Ты все бабки отпускные спустил на бухло. Платить чем будем за хату? — говоря это, я проявил всю деликатность на какую был способен. Аренду и большую часть продуктов оплачивал Сева. Он трудился на хлебозаводе и училися заочно. Я же поступил в нептуаколледж на очку, и окромя смехотворной стипендии за хорошую учебу, ничего не приносил.
— Это ты Джон Уэйн? Это я...
— Сев...
— Да не переживай ты. Меня попросили в ноябре за чувачка одного поработать. Так что денежка небольшая будет капать. Пей давай. Где пепельница?
Он встал с табуретки, ненадежно ступил к подоконнику, где среди пакетов, нерабочих зажигалок и бельевых прищепок отыскал металлическую пепельницу в форме физиономии чёрта. Я понуро уставился на свой тапок. Едва получится поспать. Есть только один опасный вариант усыпить брата — выбить клин клином.
— Слушай, давай накатим, — я свернул голову с бутылки, плеснул в стакан беленькую. В нос шибанула резкая вонь этилового спирта. Себе же наполнил емкость пивом. Забрался в холодильник. В одинокой сковороде покоились две недоеденные котлетины. Там же в засохшей подливе схоронился ножик.
— Зачем тебе ножи для масла? — Сева стряхнул столбик пепла. За запотевшим оконным стеклом ожила бабища с сальной копной рыжих волос с третьего этажа. Всех соседей я выучил так: по пьяным воплям.
Сева раздавил окурок, взялся за стакан.
— Накатим. Последний день отпуска, Жек, — он подмигнул мне, опрокинул беленькую, поморщился, подцепил кусок котлеты ножиком и отправил в рот.
Когда бутылка водки с двумя баклахами пива и пачкой томатного сока (в качестве запивки для водки) были опустошены, я осторожно отвел братца в комнату.
— Джони... они прячутся в деревьях, — пускал слюни Сева.
— Тихонько, щас я помогу, — я стянул с него одежду, завалил на диван. Лег сам. Рядышком, с краю. Тошнило. Череп трещал.
— Повернись... лицом ко мне, — бухтел Сева.
— Ща бок отлежу — повернусь.
Возмущенный желудок понемногу отпускало. Я засыпал. Сквозь дремоту услышал шевеления брата. Кажется, он поднялся с дивана. Пускай. Спать. Спать. Долгожданный сон накрывал изможденный мозг.
Спать. И пусть хоть потоп.
Из тяжелого сна меня выдернули движения. Подскочил озираясь. В комнате царила темень, лишь чуть угадывался синеватый квадрат окна. Привыкнув к темноте, узрел фигуру по центру комнаты.
— Сева? — произнесли мои губы.
Молчание.
Я нашел силы еще раз позвать:
— Сева?
В ту тяжелую минуту я испытал нечто липкое и цепкое. То, отчего мороз по коже царапнул.
— Сева, не молчи? — я испугался собственного голоса, но еще более — молчания.
И вот шепотом брат заговорил:
— Жека. Я ее видел.
По его голосу было ясно, он испуган не меньше.
— Кого видел?
— Женщину... Женщину видел, прикинь. Мимо прошла. Вот. Вон оттуда, — он указал в угол комнаты, и все нутро у меня оледенело. На секунду показалось, что там в темном углу между окном и старым шифоньером действительно стоит кто-то. Хотел я сказать, сказать твердо и уверенно: кончай х*йней заниматься, спать ложись. Да только слова выдавить не смог. Точно гортань омертвела. Как в кино прям.
— Я глаза открыл. Смотрю, а она стоит. Чуть голову наклонила. Стоит и смотрит на меня, — Сева изобразил, как стояла его женщина, и я, клянусь, подумал, что умру сейчас. Так уж жутко вывернул брат шею и слегка наклонился. — А потом в кухню она ушла. А я следом пошел, Жек. Я сел напротив нее за стол, закурил. Смотрю: сигарета как-то странно тлеет. И лампочка горит черти как. А она, женщина, кивнула мне: уйти отсюда. Уходи, как будто сказала, молча. Жек, пойдем посмотришь.
Я ожил и заговорил, только не твердо и уверенно, а пришибленно:
— Хватит. Сев, ложись давай, — боялся я теперь не своего голоса и не молчания, а брата. Что с ума сошел родственник мой единственный. Совсем упился к своим тридцати с копейками. И картины жуткие тут же нарисовались: в психушку упекут ведь его. Или помрет. Или глупость какую сотворит. Или еще чего. Страшно вот так брата потерять. Ведь к тому и шло, разве нет? Пьянствовать не умел он. Если пил, то до такого состояния, пока наземь не рухнет.
— Иди посмотри, Жека. Там она сидит. На кухне, говорю, сидит. За столом.
— Хватит. Не надо. Ложишь. Слышишь? — говорю, а сам плачу от страха, что один теперь останусь, что на Севке крест можно ставить, и на карьере, и на учебе. Куда его, дурачка, теперь возьмут...
— Иди посмотри. На кухне она.
— Утром посмотрю. Сев... завтра утром посмотрим вместе... Хорошо?
А утром братец преспокойно сопел в обе дырочки. Рядом со мной, у стеночки, уткнувшись лицом в подушку. И не было словно никаких ночных происшествий. За окном светло; жизнь кипела. Опоздал я на учебу, а Севка на работу. Я выкручусь, не впервой. А Севка на штраф налетит. Ладно, бывает, перемелим. Мелочи. Важно, что день наступил, и мысли эти дурацкие выветрились. Больше Севке пить не дам. Костьми лягу, но к бутылке не притронется.
Холодно что-то. Окно опять не закрыли, наверное.
Похрустывая позвонками, встал, двинулся на кухню.
Балконная дверь распахнута настежь. Вонища канализацией. На столе гора пустой алкогольной тары. А на табуретке, привалившись спиной к холодильнику, сидела окостеневшая женщина бомжеватого вида. С лицом серым и языком наружу.
/2011/
фото: Arthur Tress
Бабушка Сегодня была моя очередь работать допоздна....
Бабушка
Сегодня была моя очередь работать допоздна. Коллеги ускакали пару часов назад, все до одного. Оставаться одной в офисе было несколько тревожно. То и дело за стеной слышался стук (это соседи выбрасывали мусор в мусоропровод), а еще от ветра потрескивало окно. Я работала в компании, обслуживающей дисконтные карты. Клиенты часто приходили к нам в офис за своей утерянной картой, но приемные часы давно закончились и я никого не ждала.
За окном был поздний вечер, давно стемнело, подходило время закрывать офис. Я начала собирать свои вещи, как в дверь вдруг позвонили. От неожиданности я даже подпрыгнула. Воображение сразу нарисовало толпу пьяных мужиков на крыльце нашего офиса и мне стало не по себе. Я решила не открывать. Но звонок повторился второй раз, а потом и третий. Я подумала, что это мог быть кто-то важный и поспешила к входной двери. Подойдя к ней вплотную, я злобным голосом спросила:
- Кто там?
Из-за двери старческим голосом раздалось:
- Откройте, пожалуйста, бабушке, я пришла за картой!
Я крикнула через дверь:
- Извините, но мы уже не работаем! - на что последовала реакция:
-Но ты же там! Открой, доча, пожалуйста! Я пришла издалека, очень издалека…
Бабушка за дверью скорее вызвала у меня раздражение, нежели сочувствие, но все же я решила открыть. Подумала, что она может нажаловаться руководству. Да и стало немного жаль ее.
Я открыла дверь и в офисный коридор влетел порыв ледяного ветра со снегом: была поздняя осень. В свете уличной лампочки я увидела очень изрядно пожившую бабушку. На вид ей было лет сто. Старость утрамбовала ее тело до роста маленькой девочки. Еле шевеля ногами, она переступила порог нашего офиса, смотря как будто сквозь меня затуманенными старостью глазами. Я закрыла за ней дверь и холод отступил. Бабушка начала (ее голос звучал как будто очень издалека, с другой планеты):
- Доча, спасибо! Бабка то соврем старая, памяти нету, глаза не видят, ноги не ходят, потеряла карточку вашу, а без нее никак, пенсия то совсем никакущая... А вы мне звонили и сказали, что тута она, у вас. Верни, пожалуйста, карточку бабушке.
Я, с трудом вклиниваясь в ее речь, сказала:
- Хорошо, вы только паспорт покажите, я данные запишу и найду вашу карту.
Бабушка засуетилась, начала рыться в карманах и только сейчас я заметила, что одета она совсем не по погоде: тоненький коричневый плащ и рыжий берет, а на улице уже почти зима. Вся ее одежда была донельзя измята и вся в каких-то пятнах. От бабушки исходил такой тяжелый запах, что я невольно начала дышать ртом. Она протянула мне паспорт, весь такой же замызганный, как и все остальные ее пожитки. Пока я переписывала фамилию, имя, отчество и дату рождения, бабуля протянула мне мятую бумажку с номером своей карты, я взяла ее с собой и, попросив ее подождать немного, поспешила в свой кабинет. Она осталась в коридоре, где клиентам и было положено ждать.
Набрав в программе номер скидочной карты бабушки, я увидела, что карта зарегистрирована на другого человека, женщину средних лет, но фамилия совпадала с фамилией бабушки. Я с раздражением поняла, что бабка подсунула не тот номер карты. Загрузив данные бабушки в программу, я обнаружила, что никаких карт на ее имя нет и в помине. Подумала, что небось у бабушки уже маразм и она вообще не помнит, что карт не оформляла. Я решила, что проще будет позвонить ее родственнице и все узнать. Я набрала ее номер телефона, который нашла в программе, и после раздавшегося из трубки «Алло» произнесла:
- Здравствуйте… Любовь Петровна?
Мне ответили:
- Да, слушаю.
Я продолжила:
- Это компания Кубышка, Елена. Вам знакома Мария Ивановна? Фамилии у вас совпадают… Семёнова Мария Ивановна.
Мой собеседник раздраженно ответил:
- Да, знакома, это моя мать, а в чем, собственно, дело?
Я сказала:
- Понимаете, Мария Ивановна сейчас у нас в офисе, утверждает, что она потеряла свою карту Кубышка и пришла за ней…
Любовь Петровна резко перебила меня:
- Девушка, да вы что издеваетесь?! - я аж подпрыгнула – Это что какой-то дебильный розыгрыш?! Вы хоть понимаете, что с такими вещами не шутят?! - Из трубки раздался тихий всхлип, как будто мой собеседник начал плакать.
Я подумала, что как всегда попался очередной неадекват и злобно повторила:
- Мария Ивановна сейчас у нас в офисе, пришла за картой, я только хотела разобраться….
Девушка из трубки монотонно произнесла:
- Да умерла она, уже два года назад как. Вы что там совсем уже, девушка, сума все посходили?! Посмотрите документы, я лично приезжала к вам в офис со свидетельством о смерти и своим паспортом и переоформила ее карту на себя…
Внезапно силы покинули меня и я поняла, что как всегда произошла какая-то ошибка, эта пришедшая бабушка просто однофамилица той другой и дала мне неверный номер карты. Дурацкое совпадение. Я попросила прощения у Любови Петровны и попрощалась с ней. Внезапно за стеной что-то стукнуло и я поймала себя на мысли, что мне неуютно от этой идиотской ситуации. Нужно было скорее во всем разобраться. Предстояло идти к этой неадекватной бабушке и выяснять, в чем же дело. Может у ее дочери какие-то нарушения психики и она так шутит? Сейчас всяких неадекватов хоть отбавляй.
Все же я решила найти документы на переоформление карты. Какое-то чутье подтолкнуло меня к этому. Я долго рылась в папке и наконец-то вот они – заявление на переоформление и свидетельство о смерти. Я почувствовала подступающую тошноту и взглянула на свидетельство – данные Марии Ивановны в точности совпадали с теми, которые я видела в ее паспорте своими глазами. Все, включая дату рождения… Внезапно я как будто выпала из реальности. Где я? Что я делаю? Что происходит? Приказав себе сосредоточиться, я вернулась к компьютеру. Зашла на сайт УФМС, чтобы проверить данные паспорта непонятной бабушки. Серия, номер…. Сайт бесцеремонно выдал мне результат «Паспорт недействителен в связи со смертью владельца». Вдруг на глазах выступили слезы, а тошнота усилилась. «Что же это такое? Что к черту это значит?!», - подумала я. Надо было идти к Марии Ивановне и во всем разобраться. Я повторяла себе, что я взрослый человек и я это переживу… После долгих уговоров самой себя я почти дошла до коридора, как вдруг лампочка на потолке замигала и внезапно отключилось электричество. Я услышала, как в коридоре запищал банкомат, оставшись без питания. Я стояла без движения в полной тишине и темноте, слушая, как стучит сердце и чувствуя, как холодеют руки. Мне хотелось со всех ног рвануть оттуда, но … чтобы убежать, нужно было пройти через коридор, где была она… Я сделала еще несколько нерешительных шагов в коридор. Слабый свет пробивался из окна соседнего кабинета и я увидела, что в коридоре никого нет. Только сейчас я осознала, что пахло как будто мокрой землей и какими-то сгнившими цветами. Я стояла без движения будто целую вечность, как вдруг совсем рядом раздался знакомый нечеловеческий голос:
- Я пришла очень издалека…
И вдруг я почувствовала прикосновение руки к моему плечу.